Источник
Дмитрий Быков
— Да ладно, хватит вам ссорить Полозкову с остальным поэтическим сообществом! В первой двадцатке продаж большинства московских магазинов — скромно умалчиваю о своих результатах, поскольку мы говорим не обо мне, а о ситуации в целом — подолгу держатся книги Иртеньева, Емелина, Гребенщикова, Арбениной — это тоже поэзия. Да, сегодня больше спрос на политизированную поэзию, но это естественно, поскольку только поэзия и может внятно рассказать о сегодняшней политике, абсурдной, таинственной, постепенно становящейся делом всех.
— Что в общественном устройстве определяет, будут жители этой эпохи любить и читать поэзию или нет?
— Есть эпохи непоэтические — «петь под звон тюремных ключей», как называла это Ахматова, никому не хочется. Это эпохи заморозков, молчания, долгого и скрытого осмысления. Поэзия расцветает в революционные либо оттепельные эпохи. Неплохо она себя чувствует и в застое, в котором всегда есть нечто предсмертное, пограничное, романтическое, к примеру, Серебряный век или наши 70-е.
Лирическая поэзия — самый оперативный жанр, ей не нужно много времени (хватает нескольких часов), это не роман и не пьеса. Она первой откликается на перемены в обществе, и именно по ней, в конце концов, судят об эпохе.
— А что у нас сейчас происходит?
— У нас сейчас с поэзией трудно: мы переживаем нечто вроде николаевского «мрачного семилетия» (1848-1855 годы), преддверие оттепели Александра II. Много ли было тогда значительных поэтов? Большинство ровесников и учеников Пушкина задохнулось, Лермонтов убит, Баратынский умер, Тютчев не печатается, Тургенев от тоски и безвоздушности переходит на прозу. За всех работает Некрасов. Зато созревают замечательные силы, совсем скоро заявят о себе Полонский (он уже пишет, но его никто не знает), Фет, узнают Тютчева, начнется журнальная борьба чистого искусства с политизированным, появится Минаев, прославится гениальный, по-моему, Алексей Толстой. Короче, осталось «дожить до расцвета»! Это не так уж долго.
— Кого из современных поэтов вы выделяете и почему?
— Почему? Потому что нравятся, пишут хорошо. Из старшего поколения — Новелла Матвеева, Александр Кушнер, Юлий Ким, из среднего — Игорь Караулов, Виктория Измайлова, Алексей Цветков, Михаил Щербаков, Алексей Иващенко, Вадим Пугач, Иван Волков, Андрей Добрынин, Марина Бородицкая, из младших — Ксения Букша, Шиш Брянский, Анна Русс, и я назвал далеко не всех.
— А Вера…
— О Полозковой придется ответить прямо: сегодня молодому автору, привлекшему к себе внимание, очень трудно. Он становится не столько литератором, сколько поп-проектом. Полозкова начинала со стихов, которые могли нравиться или не нравиться, но были технически совершенны, изобретательны и временами очень честны.
Дальше началось превращение одаренного человека в Ваенгу от литературы и, соответственно, глубокий творческий кризис, сопряженный с весьма дурновкусным поведением. Автор думает уже не о том, что хочет сказать он, но о том, что скажут о нем или ему. Адекватной критики почти нет. Полозковой либо завидуют и обливают ее грязью, либо — особенно ровесницы — разливаются в комплиментах. Если поэтесса выйдет из этого кризиса, мы сможем получить значительного поэта; если нет, получим подтверждение нескольких простых нравственных максим. Так что читатель в любом случае не в накладе.
— О чем говорит изобилие поэтических мероприятий в наши дни?
— О переходе поэзии в новую — а впрочем, традиционную для нее — форму существования. Во время гражданской войны книгоиздания тоже не было — поэты либо торговали «самописьмами» (книгами автографов), либо выступали в разнообразных «Кафе поэтов». Тут есть свои минусы: устная поэзия берет горлом, а не качеством текста; и свои плюсы: стихи начинают запоминать даже те, кто сроду не взялся бы их читать. Демократизация всегда о двух концах.
На мой взгляд, сейчас издатели опомнились и начали, пусть жалкими тиражами, печатать поэтов. В популярности актуальной поэзии лично я никакой беды не вижу. Если кто-то лучше знает мои политические стихи, чем лирику, — это значит лишь, что время для лирики еще не наступило, и слава Богу. Лирика как раз процветает тогда, когда ничего нельзя сделать.
Дмитрий Быков
Дмитрий Быков: «Пока что Вера Полозкова — это Ваенга от литературы»
Книги в прозе продаются в Петербурге в 20 раз активнее, чем поэтические сборники. И, тем не менее, небольшой рост интереса к поэзии есть: рост продаж с 2011 года составил 7%. Кого стоит читать и слушать, мы спросили у Дмитрия Быкова, писателя, поэта, журналиста.
— В первой двадцатке поэтов, чьи сборники продаются, только одно имя нашей современницы — Веры Полозковой.Книги в прозе продаются в Петербурге в 20 раз активнее, чем поэтические сборники. И, тем не менее, небольшой рост интереса к поэзии есть: рост продаж с 2011 года составил 7%. Кого стоит читать и слушать, мы спросили у Дмитрия Быкова, писателя, поэта, журналиста.
— Да ладно, хватит вам ссорить Полозкову с остальным поэтическим сообществом! В первой двадцатке продаж большинства московских магазинов — скромно умалчиваю о своих результатах, поскольку мы говорим не обо мне, а о ситуации в целом — подолгу держатся книги Иртеньева, Емелина, Гребенщикова, Арбениной — это тоже поэзия. Да, сегодня больше спрос на политизированную поэзию, но это естественно, поскольку только поэзия и может внятно рассказать о сегодняшней политике, абсурдной, таинственной, постепенно становящейся делом всех.
— Что в общественном устройстве определяет, будут жители этой эпохи любить и читать поэзию или нет?
— Есть эпохи непоэтические — «петь под звон тюремных ключей», как называла это Ахматова, никому не хочется. Это эпохи заморозков, молчания, долгого и скрытого осмысления. Поэзия расцветает в революционные либо оттепельные эпохи. Неплохо она себя чувствует и в застое, в котором всегда есть нечто предсмертное, пограничное, романтическое, к примеру, Серебряный век или наши 70-е.
Лирическая поэзия — самый оперативный жанр, ей не нужно много времени (хватает нескольких часов), это не роман и не пьеса. Она первой откликается на перемены в обществе, и именно по ней, в конце концов, судят об эпохе.
— А что у нас сейчас происходит?
— У нас сейчас с поэзией трудно: мы переживаем нечто вроде николаевского «мрачного семилетия» (1848-1855 годы), преддверие оттепели Александра II. Много ли было тогда значительных поэтов? Большинство ровесников и учеников Пушкина задохнулось, Лермонтов убит, Баратынский умер, Тютчев не печатается, Тургенев от тоски и безвоздушности переходит на прозу. За всех работает Некрасов. Зато созревают замечательные силы, совсем скоро заявят о себе Полонский (он уже пишет, но его никто не знает), Фет, узнают Тютчева, начнется журнальная борьба чистого искусства с политизированным, появится Минаев, прославится гениальный, по-моему, Алексей Толстой. Короче, осталось «дожить до расцвета»! Это не так уж долго.
— Кого из современных поэтов вы выделяете и почему?
— Почему? Потому что нравятся, пишут хорошо. Из старшего поколения — Новелла Матвеева, Александр Кушнер, Юлий Ким, из среднего — Игорь Караулов, Виктория Измайлова, Алексей Цветков, Михаил Щербаков, Алексей Иващенко, Вадим Пугач, Иван Волков, Андрей Добрынин, Марина Бородицкая, из младших — Ксения Букша, Шиш Брянский, Анна Русс, и я назвал далеко не всех.
— А Вера…
— О Полозковой придется ответить прямо: сегодня молодому автору, привлекшему к себе внимание, очень трудно. Он становится не столько литератором, сколько поп-проектом. Полозкова начинала со стихов, которые могли нравиться или не нравиться, но были технически совершенны, изобретательны и временами очень честны.
Дальше началось превращение одаренного человека в Ваенгу от литературы и, соответственно, глубокий творческий кризис, сопряженный с весьма дурновкусным поведением. Автор думает уже не о том, что хочет сказать он, но о том, что скажут о нем или ему. Адекватной критики почти нет. Полозковой либо завидуют и обливают ее грязью, либо — особенно ровесницы — разливаются в комплиментах. Если поэтесса выйдет из этого кризиса, мы сможем получить значительного поэта; если нет, получим подтверждение нескольких простых нравственных максим. Так что читатель в любом случае не в накладе.
— О чем говорит изобилие поэтических мероприятий в наши дни?
— О переходе поэзии в новую — а впрочем, традиционную для нее — форму существования. Во время гражданской войны книгоиздания тоже не было — поэты либо торговали «самописьмами» (книгами автографов), либо выступали в разнообразных «Кафе поэтов». Тут есть свои минусы: устная поэзия берет горлом, а не качеством текста; и свои плюсы: стихи начинают запоминать даже те, кто сроду не взялся бы их читать. Демократизация всегда о двух концах.
На мой взгляд, сейчас издатели опомнились и начали, пусть жалкими тиражами, печатать поэтов. В популярности актуальной поэзии лично я никакой беды не вижу. Если кто-то лучше знает мои политические стихи, чем лирику, — это значит лишь, что время для лирики еще не наступило, и слава Богу. Лирика как раз процветает тогда, когда ничего нельзя сделать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий