https://sozecatel-51.livejournal.com/2594169.html
I
В тени городского общественного писсуара лежали мы втроем: я, Мальва и Челкаш. Длинный, худой, весь ноздреватый — Челкаш был похож на сильную хищную птицу. Он лениво почесывал босой грязной пяткой другую пятку и сочно сплевывал на сторону. Мальва была прекрасна. Сквозь дыры старых лохмотьев белела ее ослепительная шкура. Правда, отсутствие носа красноречиво намекало об ее прежних маленьких заблуждениях, а густой рыбный запах, исходивший от ее одежды на тридцать пять сажен в окружности, не оставлял сомнений в ее ремесле: она занималась потрошением рыбы на заводе купца Деревякина. Но все равно, я видел ее прекрасной.
II
— Все чушь! —сказал хрипло Челкаш.— И смерть чушь, и жизнь чушь. Изведал я всю жизнь насквозь. И скажу прямо в лицо всем хамам и буржуям: черного кобеля не отмоешь добела.
Мальва хихикнула и в виде ласки треснула Челкаша ладонью по животу.. — Ишь ты... Кокетка!..— промолвил Челкаш снисходительно. — И еще скажу. Влез бы я на Исаакиевский собор или на памятник Петра Великого и плюнул бы на все. Вот говорят: Толстой, Толстой. И тоже — носятся с Достоевским. А по-моему, они мещане.
III
— Зарезал я одного купца, — продолжал Челкаш сонно. — Толстый был. Пудов в десять, а то и в двенадцать. Кабан. Ну, освежевал я его... Там всякие кишки, печенки... Сальник один был в полтора пуда. Купца ежели резать— всегда начинай с живота. Дух у него легкий, сейчас вон выйдет...
— Известно, — сказал я. Челкаш поглядел на меня пристально и жестко усмехнулся.
— А ты прежде отца в петлю не суйся...— сказал он с расстановкой. — Твоя речь впереди... Потом пошел я на его могилу. И такое меня зло взяло. «Подлец, ты, подлец!» — думаю. И харкнул ему на могилу.
— Все дозволено, — произнесла Мальва.
— Аминь, — подтвердил Челкаш набожно, — так говорил Заратустра.
IV
Стало смеркаться. От писсуара легла длинная тень. Мальва, которая до сих пор внимательно занималась исследованием недр своего носа, вдруг зевнула и сказала томно: — Пойдем что ли, Челкаш?
— Ну-к, что ж, пойдём. — Он поднялся и потянулся.— Прощай что ли, товарищ,— обратился он ко мне.— Увидимся, так увидимся, а не увидимся, так и чорт с тобою. Страсть меня как эти самые бабы любят.
Они ушли — оба молодые, стройные, гордые... Я все еще лежал в тени городского писсуара. Звенело солнце и смеялось море тысячами улыбок...
— Падающего толкни! — подумал я, встал, плюнул еще раз и поплелся в ночлежку.
А. Куприн
В тени городского общественного писсуара лежали мы втроем: я, Мальва и Челкаш. Длинный, худой, весь ноздреватый — Челкаш был похож на сильную хищную птицу. Он лениво почесывал босой грязной пяткой другую пятку и сочно сплевывал на сторону. Мальва была прекрасна. Сквозь дыры старых лохмотьев белела ее ослепительная шкура. Правда, отсутствие носа красноречиво намекало об ее прежних маленьких заблуждениях, а густой рыбный запах, исходивший от ее одежды на тридцать пять сажен в окружности, не оставлял сомнений в ее ремесле: она занималась потрошением рыбы на заводе купца Деревякина. Но все равно, я видел ее прекрасной.
II
— Все чушь! —сказал хрипло Челкаш.— И смерть чушь, и жизнь чушь. Изведал я всю жизнь насквозь. И скажу прямо в лицо всем хамам и буржуям: черного кобеля не отмоешь добела.
Мальва хихикнула и в виде ласки треснула Челкаша ладонью по животу.. — Ишь ты... Кокетка!..— промолвил Челкаш снисходительно. — И еще скажу. Влез бы я на Исаакиевский собор или на памятник Петра Великого и плюнул бы на все. Вот говорят: Толстой, Толстой. И тоже — носятся с Достоевским. А по-моему, они мещане.
III
— Зарезал я одного купца, — продолжал Челкаш сонно. — Толстый был. Пудов в десять, а то и в двенадцать. Кабан. Ну, освежевал я его... Там всякие кишки, печенки... Сальник один был в полтора пуда. Купца ежели резать— всегда начинай с живота. Дух у него легкий, сейчас вон выйдет...
— Известно, — сказал я. Челкаш поглядел на меня пристально и жестко усмехнулся.
— А ты прежде отца в петлю не суйся...— сказал он с расстановкой. — Твоя речь впереди... Потом пошел я на его могилу. И такое меня зло взяло. «Подлец, ты, подлец!» — думаю. И харкнул ему на могилу.
— Все дозволено, — произнесла Мальва.
— Аминь, — подтвердил Челкаш набожно, — так говорил Заратустра.
IV
Стало смеркаться. От писсуара легла длинная тень. Мальва, которая до сих пор внимательно занималась исследованием недр своего носа, вдруг зевнула и сказала томно: — Пойдем что ли, Челкаш?
— Ну-к, что ж, пойдём. — Он поднялся и потянулся.— Прощай что ли, товарищ,— обратился он ко мне.— Увидимся, так увидимся, а не увидимся, так и чорт с тобою. Страсть меня как эти самые бабы любят.
Они ушли — оба молодые, стройные, гордые... Я все еще лежал в тени городского писсуара. Звенело солнце и смеялось море тысячами улыбок...
— Падающего толкни! — подумал я, встал, плюнул еще раз и поплелся в ночлежку.
А. Куприн
Комментариев нет:
Отправить комментарий