Андрей Аствацатуров: «Споры вокруг качества литературы часто бессмысленны»

Источник

Споры вокруг качества литературы, «дутые» величины и «преувеличенные репутации, надо ли писателю реагировать на политику и ходить на выборы. Мы публикуем ответы писателя и филолога Андрея Аствацатурова на вопросы, заданные в ходе нашей интернет-конференции.

АЛЕКСЕЙ ЗЫРЯНОВ: - В силу возникающих различных споров об истинном значении и уровне качества произведений наших классиков, хочется спросить вас о ваших недоумениях либо же неких несогласных с общим мнением оценок в отношении некоторых классиков XIX и XX веков. Вот, к примеру, Владислав Сафонов в своей статье «Как Наталья Иванова «коцает фраеров»» в интернет-журнале «МолОко» убеждает в том, что, по большому счёту, Пастернак – это графоман ( http://www.hrono.info/text/2011/saf0711.php ). Да и другие примеры вам наверняка известны. Но интересует, конечно, ваше расхождение с общими мыслями и ещё невысказанное по какому-либо классику из школьной программы. А возможно, вы имеете отличительное от других своё собственное утверждение о слабости некоторых современных авторов. Спрашиваю именно вас как филолога и человека, знающего мировую литературу.

А.А: - На мой взгляд, Алексей, споры вокруг качества литературы часто бессмысленны. Автор, в том числе и классик, имеет ценность лишь в одном случае, когда он делает своего читателя соавтором и побуждает его самого сочинять, создавать искусство. И здесь ситуация может быть совершенно непредсказуемой: кого-то к искусству побуждает Борис Пастернак. А другого Борис Пастернак не побуждает к творчеству, а наоборот - вгоняет в тупняки. Зато это другого вдохновляет, к примеру, Пауль Целан. Только так проверяется ценность писателя. Она должна быть исключительно индивидуальной.
Что же касается «объективной», надличной ценности и значимости, она может быть выяснена только одним способом – повлиял ли автор на последующие литературные поколения, или нет. Если он, в самом деле, повлиял, то какая разница, что по его поводу думают отдельные критики и филологи?
Какая разница, нравится мне или не нравится, к примеру, Тургенев? Мне он совсем не близок. Но влияние его на литературу, причем не только на русскую, а на западноевропейскую и американскую, весьма значительно. Поэтому он объективно велик.
Если говорить о моих личных расхождениях с оценкой классикой, то меня всегда удивляло, что классиком русской литературы зачем-то сделали Солженицына. Он, в самом деле, честный, мужественный, совестливый человек, но так ли он велик как мастер слова? Его главное детище «Красное колесо», по-моему, мало кто читал. Во всяком случае, я видел только одного такого человека. Это был исследователь Солженицына Андрей Немзер.
Мне кажется, несколько преувеличена значимость Михаила Булгакова. На мой вкус он драматургически эффектен, но вполне вторичен. Но, повторюсь, это лично мое, частное мнение. И в правоте своей позиции я никого убеждать не решусь. Если у кого-то Солженицын и Булгаков вызывают мощный прилив творческих сил – это замечательно. Но лично меня ни тот, ни другой никак не развивают.   

ГОСТЬ: - Какие у вас отношения с политическими выборами? Ходите? За кого думаете голосовать? простите за нескромные вопросы...

А.А: - Такой резкий переход от классики к современной политике… Я бы ответил так: я не знаю ни одного человека из своего круга – а он у меня довольно большой – кто ходил бы на выборы. Но, тем удивительнее, что выборы происходят, и процент явки неизменно высок. И, как всем известно, нашим президентом будет Владимир Путин, а правящей партией – «Единая Россия».

АРТУР АКМИНЛАУС: - Уважаемый Андрей, здравствуйте! Мы с вами в одно время собирались поговорить на одну тему - тему ЕГЭ, но не сложилось по разным причинам, хотя у обоих было такое обоюдное желание. Почему меня интересует эта тема. Мне рассказывал Егор как он сутками после армии "штудировал" русский язык, чтобы сдать ЕГЭ и получить аттестат. Удивительно то, что его спасло задание С. Я так понял, что там надо было написать сочинение или что-то в этом роде и те 12 баллов, которые набрал мой друг, помогли ему получить "тройку". Сейчас еще один мой хороший друг из России, парень, которому 17 лет и пишет, на мой взгляд, очень интересную прозу, будет сдавать ЕГЭ и боится, что завалится, потому что допускает ошибки. Ваше отношение Андрей к ЕГЭ?! И еще, очень надеюсь на наше с вами сотрудничество в дальнейшем. Артур

А.А: - Артур, я никак не могу комментировать решение министерства. Но мне кажется, что калькирование и перенесение в наше пространство каких-то сугубо американских процедур, вроде тестов, было сделано в случае ЕГЭ чересчур поспешно. И потом оно на сегодняшний день идет вразрез со всеми традициями российского образования. Сейчас, как мне кажется, школьники оказались перед двумя не всегда связанными задачами: получить образование и сдать ЕГЭ. Такого быть не должно. 

ВАСИЛИЙ АВЧЕНКО: - Андрей, здорово! Что после «Скунскамеры»?

А.А: - Привет, Вася! Мы тут «на западе» уже по тебе соскучились, дорогой! И ждем от тебя новой прозы. Сейчас пока набираю материал на третий роман (не спешу). И одновременно сочиняю книгу эссе о близких мне английских и американских писателях. Это Амброз Бирс, Шервуд Андерсон, Джозеф Конрад, Генри Джеймс, Уильям Фолкнер, Джон Апдайк, Оскар Уайльд, Сэлинджер и другие. Пока написал только пять. Я стараюсь уйти от филологической определенности и найти какой-то свой индивидуальный ракурс. Пытаюсь прочувствовать в их языке и чувстве жизни ритм, внутренний инстинкт и интонацию, которые могли бы как-то увлечь современных литераторов. Т.е. я хочу отчасти ответить на вопрос, чему у моих персонажей можно было бы нам поучиться. 

ГОСТЬ: - На ваш взгляд, как писатель должен реагировать на политику? или полностью абстрагироваться от ее - единственный выход?

А.А: - Тут нет и не может быть окончательного рецепта. Многие мои коллеги, замечательные авторы, Дмитрий Быков, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов, Василий Авченко, сильно политизированы и отчасти черпают в политике творческие силы, стараясь себя внутренне поместить в эпицентр политической жизни. Мне политика небезразлична, но я скорее сознательно дистанцируюсь от ее проблем. Не в том, смысле, что я ею не интересуюсь. А чтобы выработать взгляд на все это как на занятный, иногда забавный, иногда абсурдный спектакль. Этот взгляд извне, издалека, взгляд сквозь подзорную трубу, повернутую в обратную сторону, мне помогает. Можно вообще забыть о политике, как Пруст, как Набоков, как Джойс, но это продуктивно в эпохи экономической стабильности и когда литература занята сама собой, как в 20-е годы ХХ века.  

ГОСТЬ: - Андрей, здравствуйте! Есть ли, по вашему мнению, в истории литературы откровенно дутые персонажи, и кто и как их раздувает?

А.А: - Здравствуйте! Дутые персонажи были всегда. Единственное, что с течением времени они обязательно лопаются. Раздутость – свойство, связанное с каждой современностью. История литературы часто бывает несправедлива, но с течением времени она всё расставляет по местам: от этой банальности никуда не деться.
Надо еще помнить, что на пустом месте «раздуть» репутацию не так уж просто. Надо всегда иметь что-то, из чего раздувать. Некоторых – раздувай-не раздувай – всё равно ничего не получится. Для репутации, пусть даже дутой, нужен объективный повод. Я бы даже говорил не о дутых персонажах, а о преувеличенной репутации. Такая была, например, у Оскара Уайльда. Но его талант, тем не менее, неоспорим. Пусть он кому-то и не нравится. Какое влияние на русскую литературу! Сколько подражаний!
Механизмы раздувания понятны и неинтересны. А цель связана, на мой взгляд, во-первых, с деньгами. Издательство заинтересовано в продажах. Оно заказывает рекламу, организует приоритетные места для автора в книжных магазинах, лоббирует премии. И, во-вторых, с политикой, как в случае Солженицына. Солженицын – крупный писатель, но его раздули до вселенских масштабов, чтобы весомее прозвучали идеологические упреки в адрес СССР.
Преувеличенная репутация часто вырастает из мощного контркультурного импульса, когда возникает сильная альтернатива официальной литературе. Запреты цензуры провоцируют появление преувеличенной репутации. Так возникла скандальная слава маркиза де Сада, Генри Миллера, Уильяма Берроуза. 

ВАСИЛИЙ ШИРЯЕВ: - 1. Андрей, скажите, Андре Жид хороший писатель?.. Как он лично вам?

А.А: - Андре Жид – патентованный классик, нобелевский лауреат, великий писатель. Я его всегда преподаю в курсе по зарубежной литературе ХХ века. Для меня он даже в переводе сохраняет мощь, динамизм формы, красивую игру идей.

2. Как вы рассматриваете создание русской англоязычной лит-ры? Возможно, на ру. инглише?.. Сами хотите принять участие?..

А.А: - Никогда об этом не думал. Но мне кажется, это страшно интересно. В России и в Белоруссии, насколько я знаю, есть много людей, которые пишут художественные тексты на английском. Сам я пишу только по-русски.

3. Как вы думаете, значение англоязычной лит-ры не слишком ли таки преувеличено?.. Язык ведь маргинальный фонетически и орфографически.

А.А: - Я боюсь, что не совсем понимаю Ваш вопрос. Английская литература – одна из ведущих литератур с 17 века. И я не вполне понимаю, почему язык, на котором говорит большая полвина земного шара, вдруг маргинален.

4. Хотел узнать. Джойс знал ирландский и древнеирландский и как хорошо?

А.А: - Он сам это тщательно скрывал и утверждал, что не знает. На самом деле, конечно, знал и изучал в колледжах и в университете.

---