Три книги от Сергея Костырко
Отдельной книгой вышло произведение, ставшее событием нашей словесности, – роман Марины Палей «Хор» (лауреат «Русской премии» 2011 года - по журнальной публикации в «Волге»).
О прозе Палей в литературной среде принято говорить (в разных интонациях): европейское письмо. Но вот в контексте «европейской прозы» (ставлю здесь кавычки, потому как русскую культуру всегда считал культурой европейской) проза Палей, прежде всего, проза «русская». И в данном случае «Хор» - это роман, с которым русский писатель включается в идущее в европейской литературе сегодня (сошлюсь здесь хотя бы на Кристиана Крахта с его романом «1979») размышление об одной из самых острых экзистенциальных проблем нашего современника – о проблеме соотношения «индивидуального» и «родового» в мироощущении, сознании (и – в жизненных стратегиях) современного человека и, соответственно, в сегодняшних национальных культурах. По сути, размышление о проблемах витальности европейской цивилизации вообще.
Повествование «Хора» выстраивает история супружеской пары, вплетенная в романе в историю Европы второй половины ХХ века, - история голландца Андреса и его молодой жены, изначально - русской девушки, угнанной немцами на работы в Германию, – укрывающихся от ринувшихся в Европу Победителей. Супруги пробираются на родину Андреса в Голландию, где жена его, демонстрируя чудеса мимикрии, становится почти неотличимой от коренной «европиянки». Вот здесь, собственно, и начинается история их внутреннего – невольного и неизбежного, не на жизнь, а на смерть (буквально) – противостояния. Противостояния голландца, который - у себя дома, в естественной для него среде, и его русской жены, послушно сменившей не только язык, но как бы и кожу, но питаемой изнутри все тем же «славянским напором жизни». Со своей изначальной природой, определяемой принадлежностью к родовому (роевому) телу. Питаемой теми силами, которых, по сути, лишен Андрес, - лишен как «последний европеец», обнаруживший вокруг себя выветрившиеся изнутри, все еще величественные, но уже пустые формы «европейской жизни». Уровень человеческих взаимоотношений вокруг Андреса запредельно низок, как и сама энергетика традиционной, когда-то необыкновенно мощной, создавшей нацию и страну, культуры. И Андрес, естественно, тянется к жене, как чуть ли не единственному по-настоящему живому человеку рядом с собой. Тянется обреченно – он неспособен присоединиться к «хору» (рою), неспособен отказаться от собственной природы. Но при всем драматизме их противостояния, при всей обреченности Андреса, жена его отнюдь не палач, она тоже жертва. Именно такой увидела Палей диалектику движения европейской истории прошлого века. Иными словами, перед нами не социально(национально)-психологическая драма - проза Палей в этом романе, сочетающая редкий эмоциональный напор с проработанностью и глубиной мысли, сориентирована на стилистику философской прозы ХХ века, жанр ее романа - роман-притча.
Марина Палей. Хор. М., «Эксмо», 2011, 352 стр.
***
О будущих «технологиях жизни»
На другом – изначально – уровне и другими средствами разворачивает свой, обозначенный в предыдущих романах философский дискурс Виктор Пелевин - новый его роман «S. N. U. F. F.» написан в стилистике массовой развлекательной литературы: остросюжетное фэнтези с действием, отнесенным в отдаленное будущее, с описанием новых, «будоражащих воображение» технологий жизни человека (именно «технологий жизни», а не технологий обеспечения жизни), с любовным треугольником, с военными приключениями героев, в изображении которых автором обыгрывается не только эсхатологическая киноэстетика в маскультовском ее варианте, но и традиции изображения войны в литературе классической. Но при этом заданность попсового набора образов и сюжетных ходов отрефлектирована у Пелевина художественно и как бы включена в текст на правах отдельной сюжетной линии.
Роман этот можно прочитать как социально-психологическую антиутопию, в которой гротескное изображение отдаленного будущего обнажает то, что только формирует сегодня наша цивилизация в качестве своих опорных точек. А можно – как философское эссе о феномене «индивидуального», уже не выступающего в качестве естественного оппонента «родового», - у Пелевина «индивидуальное», получив абсолютную свободу для развития, естественным образом ведет человека (человечество) к самоуничтожению, или, как минимум, к утрате экзистенциальных опор в жизни, и тогда включающиеся на определенном этапе механизмы инстинкта самосохранения предлагают человечеству рациональный вариант «спасения» - замену утраченных опор их муляжами, созданными с неимоверной технической изощренностью. И, соответственно, вопросы религии или, скажем, любви становятся исключительно вопросами новейших технологий, которые включают в действие выданного ими «продукта жизни» и самого человека в качестве комплектующей детали. При всей как бы лихости - сюжетной, образной, стилистической – пелевинского романа, на чтении его не разгонишься, это текст для медленного чтения, предлагающий пошаговое - по мере развития мысли - разворачивание и усвоение философской метафоры, воплощаемой у Пелевина как раз этим многосоставным образом будущих «технологий жизни».
Виктор Пелевин. S. N. U. F. F. М., «Эксмо», 2011, 480 стр., 150000 экз.
***
Игра всерьез
Для сегодняшней читательской аудитории Бавильский-романист, увы, заслонен Бавильским-журналистом, Бавильским-блогером, художественным обозревателем и т. д. И это грустно, потому как внимательный читатель современной литературы не может не отметить потенций его прозаического таланта (сошлюсь хотя бы на его «незамысловатый текст» в «Новом мире» «Мученик светотени»).
К тому же новый роман Бавильского «Последняя любовь Гагарина» аттестован критиками (на последней стороне обложки) как «евророман» - определением, отсылающим нас к словцу из лексикона продвинутых домохозяек, «евроремонт», обозначающему искусство декорирования типовой отечественной квартиры в панельном доме под стандарты западного комфорта. И я, например, читая роман, тайно сокрушался своей тупости, поскольку не находил в его стилистике ничего «евро-ремонтного». Ну, разве только - в несовпадении самих интенций его прозы с ширпотребным образом «настоящей русской прозы» в излюбленном дюжинными критиками китчевом «достоевско-солженицынском» варианте: с обязательным надрывно-пафосным учительством, со скорбью за навеки многострадальный русский народ, находившийся (всегда) под гнетом супостата (или отечественного, или зарубежного – без разницы). Ну и так далее. То есть истинно русскому писателю как бы изначально противопоказана игра ума, парадоксальность, легкость (не путать с легкомысленностью). Правда, здесь мы должны будем послушно зажмуриться на присутствие в русской литературе, скажем, «Повестей Белкина», «Носа», Пиковой дамы» и т. д. и т. д.
И вот в этом кондовом варианте образа русской литературы Бавильский, конечно же, не «русский», а «евро-писатель». Потому как у него есть вкус к занимательности, к парадоксальности, к легкости повествования. Бавильский любит в литературе игру.
Очередное свидетельство этому – роман «Последняя любовь Гагарина», предлагающий читателю поиграть вместе с автором. Дано:
1. блокнот, случайно попавший в руки героя, самый обычный, ну разве только с надписью «Сделано в ССССР», в которой вместо трех С в привычной аббревиатуре будет четыре С.; и еще - блокнот этот обладает способность реализовать в вашей жизни любое ваше пожелание, записанное в нем, ни больше, ни меньше;
2. герой – типичный, из «правильной русской литературы и жизни»; врач чеховско-вересаевского разлива, то есть честный, ответственный, самоотверженный в исполнении своего долга, ну и, соответственно, одинокий, интеллигентный и - бедный, живущий на московской съемной квартире с покупными пельменями в холодильнике;
3. кризис среднего возраста, тоска (наша и героя): «Жизнь проходит, а мы все там же»;
4. умная, прекрасная собой, заворожить способная молодая женщина из «верхних» слоев общества (жена олигарха);
5. «лихие девяностые» - они же по-настоящему динамичные, наделенные реальной энергией, дающие перспективу жизни, росту, любым трансформациям - годы.
Ну и что произойдет, если в игре с блокнотом будут задействованы все эти компоненты? Перед началом игры нужно принять еще одно условие: не жмуриться, честно смотреть, как жизнь повернет героя (и вместе с ним вас) в ходе подобной игры. Потому как игра эта - только на первый взгляд забавное развлечение, но если всерьез, если следовать логике жизни, самой нашей природе, нашим реальным желаниям и вожделениям следовать, то - мало не покажется.
Дмитрий Бавильский. Сделано в ССССР. М., РА Арсис-Дазайн, 2011, 376 стр. 3000 экз.
Комментариев нет:
Отправить комментарий