Журнал "Медведь"
Дмитрий Быков
Близится последний звонок. А за ним – выпускные и вступительные. Исходя из этих волнующих сердце каждого дат и вех, мы попытались понять – какие проблемы образования волнуют сейчас родителей. Оказалось их по-прежнему две – хорошие учителя (где их взять) и плохие школы (как от них избавиться). Грозит ли образованию катастрофа в связи с вторжением «новых неграмотных», то есть детей, не умеющих говорить по-русски? Нужна ли нам «американская»реформа, при которой родительские комитеты будут определять состав преподавателей, авторов учебников и школьные программы? Что нужно сделать для школы прямо сейчас, в ближайшее время? Об этом – наша тема недели «Новые неграмотные или пора в школу!».
Мне кажется, я знаю способ справиться с вашей депрессией, если она у вас есть, и обеспечить вам приключения, если их у вас нет. Сплавляться по горным рекам необязательно. Существует школа.
Школа в России сейчас задыхается от недостатка важнейших специалистов - даже в Москве, где многие после кризиса поспешили трудоустроиться по первой,учительской профессии. Не хватает математиков, англичан (немцев, французов), историков, кое-где проблемы даже со словесниками. Многие из тех, кому я в разное время предлагал преподавать, кривились.
Как сказала моя мать, учитель словесности со стажем несколько большим, чем моя жизнь, «школа омывает душу». То есть она в самом деле заставляет забыть о том, что отравляет вашу жизнь, и почти обо всем, что наполняет ее. Я потому запомнил эту фразу, что мать обычно к высокопарностям не склонна. Она работает до сих пор и не видит в этом ничего особенного. Меня, правда, она считает методически сомнительным. Когда однажды я привел ее в свой класс прочесть лекцию о Толстом, которого знаю хуже,один из моих лбов заметил:«Вы тоже ничего себе, Львович, но когда от Бога- так уж это от Бога».
Мне возразят, что школа у меня не простая. Никто, собственно, и не скрывает, что непростая, хотя,если бы меня позвали в простую, я пошел бы все равно. Но, товарищи, давайте не будем идеализировать контингент. Да, она частная. Да, она хорошая, престижная и все дела. Но работал я и в обычной, и где легче- не скажу. Договоримся сразу: частная педагогика- стоящая родителям, кстати, весьма недорого даже по докризисным меркам- имеет свои преимущества: класс меньше, учителю проще, возможностей для индивидуальных занятий больше. Но контингент, господа! Большинство частных школ- это дети богатых, ничего не поделаешь. Богатые привыкли, что не они для вас, а вы для них. Пава, изобрази. Сверх того родителей эти дети видят редко. Родители работают. С воспитанностью и чувством дистанции- проблемы. Оно, конечно, как вы себя поставите, так и будет, но ставить себя- такое скучное и трудоемкое занятие!
Я всего этого боялся. Мне исключительно повезло с «Золотым сечением» (название школы. - Прим. ред.). Тихий этот особняк близ метро «Парк культуры» (теперь к нему добавился первый этаж большого дома по соседству) сделался для меня символом счастья, а четверг и пятница- лучшими днями недели. Поначалу я удивлялся местному стилю. Это какое-то очень семейственное отношение к детям, вплоть до обращений по кличкам (не они к нам, естественно, этого еще не хватало,а мы к ним). Причем сюсюканья, которого я ужасно не люблю, тут не наблюдалось вовсе.
Педагогика- это НЕ искусство любить детей. Ничего нет проще, как превратить класс в маленькую тоталитарную секту, где все вас будут обожать, глотку за вас перегрызут, а предмета знать не будут. Педагогика состоит не в том, чтобы ездить с детьми на пленэр, создавать с ними театр, объяснять им смысл жизни. Школа должна учить. Все остальное- крем на торте. Без дистанции всякий выучит, а ты попробуй с дистанцией. Есть старая и не лишенная некоторой доли циничной правды учительская шутка: педагог от педофила отличается тем, что педофил детей любит. Я за то, чтобы любить, кто бы спорил,- но любить, не любуясь собой. В том, чтобы учить детей, нет никакого подвижничества. Это прекрасное, легкое, почти развлекательное занятие.
Я быстро понял, придя в школу, насколько они тут все профессионалы, вспомнил программу, взял у матери толстую пачку конспектов и занялся тем единственным, что умею как следует: объяснять детям, зачем нужна литература и что имел в виду автор, написав так-то, а не так-то.
Не бойтесь им льстить. Старайтесь обращаться на «вы» - на «ты» успеется, когда сойдетесь
Очень быстро выяснилось, что работать я могу либо с отличниками, либо с законченными аутсайдерами. С хорошистами мне трудно. Они читают все, но ровно в тех пределах, чтобы заполнить графы ЕГЭ. С ЕГЭ у меня у самого сложности. Давеча мой класс писал тренировочную работу по русскому. Требовалось выписать из текста фразу, где имеются антонимы. Ищу, кручу, верчу - антонимов нету. Единственная, где что-то на что-то похоже: «Еще накануне она решилась выйти за него, но сегодня все было опять ни да, ни нет». Антонимы, выходит дело, «да»и «нет».
Товарищи! Антонимы не бывают частицами! «Да» и «нет» - частицы противоположного значения, служебные части речи. Тут можно спорить, но эдак мы договоримся до того, что антонимами являются междометия «эге»и «ого», а также «увы»и «ура». Нет, с ЕГЭ мы не подружимся. Я могу сделать так, что они будут знать текст и смогут примерно объяснить, как он сделан. Но не могу научить их механически раскладывать слова на кучки- в этом нет смысла, а я хорошо делаю только то, в чем вижу смысл.
С отличниками все понятно. Они, что называется, мотивированы. Читали много, рассказывают связно, интересуются внешним миром. Что делать с теми, кому ничего не надо? Мой любимейший класс имел репутацию, мягко говоря, сложного. О чем я и был сострадательно предупрежден.
В 1998 году, после дефолта, я вывозил дочь в Крым на осенние каникулы. Женьке было восемь. Я постоянно таскал ее гулять вдоль берега, по Ялте, по Ай-Петрии все это время периодически бубнил себе под нос какие-то вещи, главным образом о литературе. На пятый день она стала вполне квалифицированно поддерживать диалог, чем сильно меня озадачила. Я впервые понял, что дети обучаемы. Второе открытие состояло в том, что они обучаемы быстро. Третье- что оптимальной методикой для этого является погружение.
Если вы входите в трудный класс, который в первые пять минут, само собой, будет вас слушать просто от шока,- вы новый человек, они еще не решили, как с вами быть, и вообще у вас есть крошечная возможность сыграть на опережение,- следует использовать эти пять минут по полной программе. Начинайте говорить так, как говорили бы с коллегой, с аспирантом, с самым понимающим из читателей. Употребляйте массу трудных слов. Периодически обращайтесь к первым рядам- «Не так ли?»- с улыбкой, ясно дающей понять, насколько вы уважаете их познания. Два часа вас будут слушать- с тем же любопытством, с каким глядят на экзотическое насекомое. На третий они заговорят на этом языке.
Это метод универсальный и настолько проверенный, что обосновывать его лишний раз нет необходимости. Я терпеть не могу птичий язык в литературоведении. Но если у вас, как у янки при дворе короля Артура, есть пара минут для того, чтобы поразить воображение дикарей,- не отказывайте себе в удовольствии произнести слова «трансцендентальный», «парономастический» и «окказиональный». Это воспринимается как заклинание.
Короче, все сработало- на третьем уроке они поддерживали диалог. Здесь следует сделать небольшое отступление. Хорошисту литература не нужна, потому что у него и так все хорошо. Он относится к ней как к программному предмету. Литература нужна трудному, потому что ему трудно.
И действительно, после «Отцов и детей» один выдающийся дылда мне так и сказал: «Ну я прямо как Базаров. Я совершенно не умею с людьми». На что мне только и оставалось ему ответить: «Петя, вы все время хотите побеждать. Это у вас с ним действительно общая проблема. Но Базаров побеждает уже тогда, когда входит. А дальше надо как-то искать общий язык…» Не знаю, в какой степени ему это помогло, но думаю, не помешало.
Боюсь иногда, что увлечение этого класса литературой стало даже чрезмерным. То есть она вошла в речь и потеснила прочие предметы. Когда другой отпетый, но чрезвычайно талантливый десятиклассник назвал математичку тварью дрожащей, я подумал, что они, пожалуй, слишком близко к сердцу приняли «Преступление и наказание». Математичка, к счастью, не растерялась и отбила удар: «Это ты тварь дрожащая, а я право имею!»- и влепила пару, чтобы не забывался.
Если вам не хочется повторять написанное в учебнике, а им не хочется читать сложный текст, если им трудно писать стандартное сочинение, если они плохо запоминают стихи наизусть- не мучайте ни их, ни себя. Создайте атмосферу легкого и необязательного дружеского кружка (ни в коем случае не секты!), разговаривающего о главных вещах в жизни. Не бойтесь им льстить. Старайтесь обращаться на «вы» - на «ты»успеется, когда сойдетесь. Заставляйте их шевелить мозгами, ища ответы на неочевидные вопросы,- но не добивайтесь дотошного знания текста. Если им будет интересно, они прочтут и запомнят все, что там действительно хорошо.
Я ничего не имею против того, чтобы школьное сочинение писалось в максимально свободной форме, с элементами пародии, с подколками в мой собственный адрес. Положим, у нас есть задание: прочитать и проанализировать любой рассказ Бунина по выбору учителя. Один персонаж берет «Петухов»- ровно пять строчек. Привожу полностью: «Нa охотничьем ночлеге, с папиросой на пороге избы, после ужина. Тихо, темно, на деревне поют петухи. Выглянула из окошечка сидевшая под ним, в темной избе, хозяйка, послушала, помолчала. Потом негромко, подавляя приятный зевок:
-Что ж это вы, барин, не спите? Ишь уж не рано, петухи опевают ночь...»
Ладно, Витя, говорю я, берите «Петухов». Класс замирает в предвкушении. Все,как приличные люди,анализируют «Господина из Сан-Франциско», в крайнем случае «Чистый понедельник»- вещи программные.
На следующий день я получаю сочинение. Витя очень грамотен, несмотря на пресловутую грубость и нелюбовь к чтению. Почерк у него мелкий и абсолютно прямой- почерк человека памятливого, мстительного и насмешливого.
«Темной ночью после охоты барин сидит на пороге избы и думает о том, о чем всегда думает Бунин. Была бы воля Бунина, он бы всех, всех. Его не отвлекает ни охота, ни ужин. Он помнит только о том, что в темной избе сидит хозяйка. Он давно, еще при свете долгой летней зеленой сырой пахучей печальной зари (Бунин знает много прилагательных), разглядел высокую статную темноволосую курчавую полногрудую тяжелобедрую хозяйку. Он знает и то, что хозяин уехал в город. Теперь он сидит на пороге с папиросой и думает о любви и смерти, то есть о том, что хозяин вернется и его прибьет, но от этого ему хочется только сильнее. Хозяйка выглядывает из окна, пряча приятный зевок.
- Шли бы вы спать, барин!- говорит она томно.
Барин молчит. Он не знает, приглашение это или отказ. И потом, муж.
- Уж не рано, - говорит хозяйка. - Петухи опевают ночь.
Барин молчит, курит. Спать не хочется, хозяйку хочется, с другой же стороны, можно получить и ухватом.
- Ах, грехи наши тяжкие, - говорит хозяйка, зевая, и снова усаживается куда-то под окно.
Барин, шатаясь, идет на сеновал и падает в колкое пахучее свежее нужное подчеркнуть сено. Ужасно мучительна эта любовь и все, что с ней связано. Ужасно быть интеллигентом, никогда не знающим, чего хочет народ. Невыносимо быть мужчиной, не знающим, чего хочет женщина. Ах, ах! Зато рассказ».
Разумеется, это пять.
А если честно, Дмитрий Львович, я бы сама от такого мужа, как Пьер, гуляла с таким человеком, как Долохов
Из сочинений.
«Чехов - своего рода Лопахин, срубивший вишневый сад русской литературы только для того, чтобы его вырубить».
«Не следует путать похоть с бунтом. Катерина встречается с Борисом, а Лариса уезжает с Паратовым не от пошлости окружающей жизни, а от разврата и скуки. В случае с Паратовым немаловажную роль играют также деньги, вещь не лишняя, но в жизни не главная».
«Что могу я, рядовой старшеклассник, написать на тему “Образ Мармеладова”? Я человек маленькой-с. Я человек замученный-с, озлобленный-с. Вообразите только: литература, да алгебра, да тригонометрические формулы-с, да физика, в которой, извиняюсь, черт ногу сломит. Опять же младшая сестра-с с гнусным пищанием. Понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда над ухом все время пищит?!»
«Сочинение у нас классное, а я хорошо соображаю только дома, поевши. И вообще хочется есть. Вместо темы “Сравнительная характеристика Ильинской и Пшеницыной”я вам лучше напишу сравнительную характеристику меню Обломова до и после Пшеницыной. Раньше он едал белое мясо, осетрину, паштеты и т.д. Пшеницына же его кормит пирогом с требухой, простыми щами, гречневая каша уже кажется ему особенно вкусной. Тем самым Обломов провалился в пошлость жизни, в ее утробу, которую и олицетворяет требуха».
Что касается особенностей детского чтения сегодня- возник небезынтересный тренд: сегодняшним детям неинтересен активный, действующий, боевитый герой (потому что ему нет места в реальности), но они готовы сострадать герою трагическому. Чичиков не вызывает у них ни малейшей симпатии, тогда как во времена дикого капитализмавызывал и даже гляделся альтернативой помещикам. Любопытно, что в дихотомии «Обломов - Штольц» они однозначно на стороне Обломова, поскольку вся лихорадочная деятельность Штольца в российских условиях ни к чему не ведет, а душу иссушает.
В Толстом неожиданно привлекательно оказывается учение о личности в истории, которое раньше большинством не воспринималось вовсе: сегодняшний ребенок согласен, что личность не решает ничего, а шансы приличного человека попасть во власть ничтожно малы. Между тем есть порядочный процент людей, убежденных, что наиболее привлекательный герой «Войны и мира»- Долохов, нежно любящий сестру и мать. Объяснить детям, что в толстовском контексте это обстоятельство скорее отягчающее, очень трудно. «А если честно, Дмитрий Львович, я бы сама от такого мужа, как Пьер, гуляла с таким человеком, как Долохов. В классе не зачитывайте».
Достоевский, как и следовало ожидать, идет лучше всего. Его обожают, им зачитываются, с Раскольниковым идентифицируют себя. Когда школа- там это принято- отправила десятые классы на экскурсию в Питер и прославленный экскурсовод Наташа Герман гоняла наших по петербургским чердакам (вот здесь была каморка Раскольникова, здесь лестничная клетка старухи), когда при помощи ее зонта мы открывали кодовые замки и проникали в ныне закрытые дворы, когда чуть ли не отмычкой открывали запертый ныне раскольниковский чердак, вся лестница на который исписана приветами Раскольникову, как лестница булгаковского дома- приветами Воланду, дети только что не визжали от удовольствия. Кстати, сама Герман крайне изумилась, что на довольно хитрые вопросы по тексту они отвечали без малейших усилий: «Где вы таких взяли?» Никакой преподавательской заслуги тут нет- время все сделало само. Любая эпоха, у которой нет внятных ответов на последние вопросы, заставляет детей читать Достоевского, и не только программное «Преступление», а и «Карамазовых», которых лично я совсем не люблю, и «Бесов», которых ставлю выше всего. Кстати, «Бесы» идут у школьников на ура- там ведь действие разгоняется, ускоряется, доходит до абсолютной лихорадки к финалу. Дети любят ужасное.
Если школьник может наизусть прочесть рэп, не заставляйте его зубрить классику
Проблема в том, что все они трудно запоминают стихи. Это нормально по нынешним временам. Я довольствуюсь тем, что большинство помнит наизусть любимые рок-тексты- в частности, группу «Кровосток» или бессмертное, как выяснилось, «Кино». Если школьник может наизусть прочесть рэп, не заставляйте его зубрить классику: память он и так тренирует, а классику прочтет, когда перерастет рэп.
Стоит ребенку- хорошо, подростку- осознать, что в этих тяжелых томах содержится ответ на главные его вопросы, мощное терапевтическое средство против его депрессий, страхов и пороков - он станет жить литературой, как всякий человек его возраста. Это нормально, особенно для России. Разговор о том, что дети не читают,- чушь. Иное дело, что они читают не все. Вовремя подсунутые Гоголь или Горький способны исправить настроение на неделю, вовремя прочитанный Блок внушает жизненно необходимую веру в то, что жизнь не ограничивается видимым миром.
Что до неизбежного вопроса, следует ли работать со всеми в классе или с теми немногими, кому предмет действительно интересен, - это, думается мне, противопоставление ложное. Литература пишется для всех, а не для филологов. Математику понимает как следует один из десяти, а жить приходится всем.
Разумеется, я никогда не бросил бы журналистику, и не только потому, что она кормит. Чтобы работать учителем на полную ставку, нужны железные нервы, а их у меня нет. Но учительский приработок - та необходимая «другая жизнь», которая позволяет вспомнить о действительно ценных вещах. И есть у меня тайное предчувствие, что скоро все мы- вся огромная компания пишущих и даже иногда думающих людей- переместимся в школы. Где нас, между прочим, весьма ждут. Это будет лучше и для нас, и для школ.
На уроке по «Войне и миру» в связи с Пьером и Баздеевым спрашивают о масонстве. Час рассказываю все, что знаю. Спохватываюсь:
- Слушайте, завтра же придет начальство. На опрос. Я должен буду вас спрашивать по тексту, а что вы мне расскажете?
С камчатки - бас Макса с фирменной ленцой:
- Да рассказывайте, Львович, не парьтесь. Мы при них завтра все скажем, как надо.
Это я люблю. Ради этого я готов вставать в половине восьмого.
Дмитрий Быков
Близится последний звонок. А за ним – выпускные и вступительные. Исходя из этих волнующих сердце каждого дат и вех, мы попытались понять – какие проблемы образования волнуют сейчас родителей. Оказалось их по-прежнему две – хорошие учителя (где их взять) и плохие школы (как от них избавиться). Грозит ли образованию катастрофа в связи с вторжением «новых неграмотных», то есть детей, не умеющих говорить по-русски? Нужна ли нам «американская»реформа, при которой родительские комитеты будут определять состав преподавателей, авторов учебников и школьные программы? Что нужно сделать для школы прямо сейчас, в ближайшее время? Об этом – наша тема недели «Новые неграмотные или пора в школу!».
Мне кажется, я знаю способ справиться с вашей депрессией, если она у вас есть, и обеспечить вам приключения, если их у вас нет. Сплавляться по горным рекам необязательно. Существует школа.
Школа в России сейчас задыхается от недостатка важнейших специалистов - даже в Москве, где многие после кризиса поспешили трудоустроиться по первой,учительской профессии. Не хватает математиков, англичан (немцев, французов), историков, кое-где проблемы даже со словесниками. Многие из тех, кому я в разное время предлагал преподавать, кривились.
Как сказала моя мать, учитель словесности со стажем несколько большим, чем моя жизнь, «школа омывает душу». То есть она в самом деле заставляет забыть о том, что отравляет вашу жизнь, и почти обо всем, что наполняет ее. Я потому запомнил эту фразу, что мать обычно к высокопарностям не склонна. Она работает до сих пор и не видит в этом ничего особенного. Меня, правда, она считает методически сомнительным. Когда однажды я привел ее в свой класс прочесть лекцию о Толстом, которого знаю хуже,один из моих лбов заметил:«Вы тоже ничего себе, Львович, но когда от Бога- так уж это от Бога».
Мне возразят, что школа у меня не простая. Никто, собственно, и не скрывает, что непростая, хотя,если бы меня позвали в простую, я пошел бы все равно. Но, товарищи, давайте не будем идеализировать контингент. Да, она частная. Да, она хорошая, престижная и все дела. Но работал я и в обычной, и где легче- не скажу. Договоримся сразу: частная педагогика- стоящая родителям, кстати, весьма недорого даже по докризисным меркам- имеет свои преимущества: класс меньше, учителю проще, возможностей для индивидуальных занятий больше. Но контингент, господа! Большинство частных школ- это дети богатых, ничего не поделаешь. Богатые привыкли, что не они для вас, а вы для них. Пава, изобрази. Сверх того родителей эти дети видят редко. Родители работают. С воспитанностью и чувством дистанции- проблемы. Оно, конечно, как вы себя поставите, так и будет, но ставить себя- такое скучное и трудоемкое занятие!
Я всего этого боялся. Мне исключительно повезло с «Золотым сечением» (название школы. - Прим. ред.). Тихий этот особняк близ метро «Парк культуры» (теперь к нему добавился первый этаж большого дома по соседству) сделался для меня символом счастья, а четверг и пятница- лучшими днями недели. Поначалу я удивлялся местному стилю. Это какое-то очень семейственное отношение к детям, вплоть до обращений по кличкам (не они к нам, естественно, этого еще не хватало,а мы к ним). Причем сюсюканья, которого я ужасно не люблю, тут не наблюдалось вовсе.
Педагогика- это НЕ искусство любить детей. Ничего нет проще, как превратить класс в маленькую тоталитарную секту, где все вас будут обожать, глотку за вас перегрызут, а предмета знать не будут. Педагогика состоит не в том, чтобы ездить с детьми на пленэр, создавать с ними театр, объяснять им смысл жизни. Школа должна учить. Все остальное- крем на торте. Без дистанции всякий выучит, а ты попробуй с дистанцией. Есть старая и не лишенная некоторой доли циничной правды учительская шутка: педагог от педофила отличается тем, что педофил детей любит. Я за то, чтобы любить, кто бы спорил,- но любить, не любуясь собой. В том, чтобы учить детей, нет никакого подвижничества. Это прекрасное, легкое, почти развлекательное занятие.
Я быстро понял, придя в школу, насколько они тут все профессионалы, вспомнил программу, взял у матери толстую пачку конспектов и занялся тем единственным, что умею как следует: объяснять детям, зачем нужна литература и что имел в виду автор, написав так-то, а не так-то.
Не бойтесь им льстить. Старайтесь обращаться на «вы» - на «ты» успеется, когда сойдетесь
Очень быстро выяснилось, что работать я могу либо с отличниками, либо с законченными аутсайдерами. С хорошистами мне трудно. Они читают все, но ровно в тех пределах, чтобы заполнить графы ЕГЭ. С ЕГЭ у меня у самого сложности. Давеча мой класс писал тренировочную работу по русскому. Требовалось выписать из текста фразу, где имеются антонимы. Ищу, кручу, верчу - антонимов нету. Единственная, где что-то на что-то похоже: «Еще накануне она решилась выйти за него, но сегодня все было опять ни да, ни нет». Антонимы, выходит дело, «да»и «нет».
Товарищи! Антонимы не бывают частицами! «Да» и «нет» - частицы противоположного значения, служебные части речи. Тут можно спорить, но эдак мы договоримся до того, что антонимами являются междометия «эге»и «ого», а также «увы»и «ура». Нет, с ЕГЭ мы не подружимся. Я могу сделать так, что они будут знать текст и смогут примерно объяснить, как он сделан. Но не могу научить их механически раскладывать слова на кучки- в этом нет смысла, а я хорошо делаю только то, в чем вижу смысл.
С отличниками все понятно. Они, что называется, мотивированы. Читали много, рассказывают связно, интересуются внешним миром. Что делать с теми, кому ничего не надо? Мой любимейший класс имел репутацию, мягко говоря, сложного. О чем я и был сострадательно предупрежден.
В 1998 году, после дефолта, я вывозил дочь в Крым на осенние каникулы. Женьке было восемь. Я постоянно таскал ее гулять вдоль берега, по Ялте, по Ай-Петрии все это время периодически бубнил себе под нос какие-то вещи, главным образом о литературе. На пятый день она стала вполне квалифицированно поддерживать диалог, чем сильно меня озадачила. Я впервые понял, что дети обучаемы. Второе открытие состояло в том, что они обучаемы быстро. Третье- что оптимальной методикой для этого является погружение.
Если вы входите в трудный класс, который в первые пять минут, само собой, будет вас слушать просто от шока,- вы новый человек, они еще не решили, как с вами быть, и вообще у вас есть крошечная возможность сыграть на опережение,- следует использовать эти пять минут по полной программе. Начинайте говорить так, как говорили бы с коллегой, с аспирантом, с самым понимающим из читателей. Употребляйте массу трудных слов. Периодически обращайтесь к первым рядам- «Не так ли?»- с улыбкой, ясно дающей понять, насколько вы уважаете их познания. Два часа вас будут слушать- с тем же любопытством, с каким глядят на экзотическое насекомое. На третий они заговорят на этом языке.
Это метод универсальный и настолько проверенный, что обосновывать его лишний раз нет необходимости. Я терпеть не могу птичий язык в литературоведении. Но если у вас, как у янки при дворе короля Артура, есть пара минут для того, чтобы поразить воображение дикарей,- не отказывайте себе в удовольствии произнести слова «трансцендентальный», «парономастический» и «окказиональный». Это воспринимается как заклинание.
Короче, все сработало- на третьем уроке они поддерживали диалог. Здесь следует сделать небольшое отступление. Хорошисту литература не нужна, потому что у него и так все хорошо. Он относится к ней как к программному предмету. Литература нужна трудному, потому что ему трудно.
И действительно, после «Отцов и детей» один выдающийся дылда мне так и сказал: «Ну я прямо как Базаров. Я совершенно не умею с людьми». На что мне только и оставалось ему ответить: «Петя, вы все время хотите побеждать. Это у вас с ним действительно общая проблема. Но Базаров побеждает уже тогда, когда входит. А дальше надо как-то искать общий язык…» Не знаю, в какой степени ему это помогло, но думаю, не помешало.
Боюсь иногда, что увлечение этого класса литературой стало даже чрезмерным. То есть она вошла в речь и потеснила прочие предметы. Когда другой отпетый, но чрезвычайно талантливый десятиклассник назвал математичку тварью дрожащей, я подумал, что они, пожалуй, слишком близко к сердцу приняли «Преступление и наказание». Математичка, к счастью, не растерялась и отбила удар: «Это ты тварь дрожащая, а я право имею!»- и влепила пару, чтобы не забывался.
Если вам не хочется повторять написанное в учебнике, а им не хочется читать сложный текст, если им трудно писать стандартное сочинение, если они плохо запоминают стихи наизусть- не мучайте ни их, ни себя. Создайте атмосферу легкого и необязательного дружеского кружка (ни в коем случае не секты!), разговаривающего о главных вещах в жизни. Не бойтесь им льстить. Старайтесь обращаться на «вы» - на «ты»успеется, когда сойдетесь. Заставляйте их шевелить мозгами, ища ответы на неочевидные вопросы,- но не добивайтесь дотошного знания текста. Если им будет интересно, они прочтут и запомнят все, что там действительно хорошо.
Я ничего не имею против того, чтобы школьное сочинение писалось в максимально свободной форме, с элементами пародии, с подколками в мой собственный адрес. Положим, у нас есть задание: прочитать и проанализировать любой рассказ Бунина по выбору учителя. Один персонаж берет «Петухов»- ровно пять строчек. Привожу полностью: «Нa охотничьем ночлеге, с папиросой на пороге избы, после ужина. Тихо, темно, на деревне поют петухи. Выглянула из окошечка сидевшая под ним, в темной избе, хозяйка, послушала, помолчала. Потом негромко, подавляя приятный зевок:
-Что ж это вы, барин, не спите? Ишь уж не рано, петухи опевают ночь...»
Ладно, Витя, говорю я, берите «Петухов». Класс замирает в предвкушении. Все,как приличные люди,анализируют «Господина из Сан-Франциско», в крайнем случае «Чистый понедельник»- вещи программные.
На следующий день я получаю сочинение. Витя очень грамотен, несмотря на пресловутую грубость и нелюбовь к чтению. Почерк у него мелкий и абсолютно прямой- почерк человека памятливого, мстительного и насмешливого.
«Темной ночью после охоты барин сидит на пороге избы и думает о том, о чем всегда думает Бунин. Была бы воля Бунина, он бы всех, всех. Его не отвлекает ни охота, ни ужин. Он помнит только о том, что в темной избе сидит хозяйка. Он давно, еще при свете долгой летней зеленой сырой пахучей печальной зари (Бунин знает много прилагательных), разглядел высокую статную темноволосую курчавую полногрудую тяжелобедрую хозяйку. Он знает и то, что хозяин уехал в город. Теперь он сидит на пороге с папиросой и думает о любви и смерти, то есть о том, что хозяин вернется и его прибьет, но от этого ему хочется только сильнее. Хозяйка выглядывает из окна, пряча приятный зевок.
- Шли бы вы спать, барин!- говорит она томно.
Барин молчит. Он не знает, приглашение это или отказ. И потом, муж.
- Уж не рано, - говорит хозяйка. - Петухи опевают ночь.
Барин молчит, курит. Спать не хочется, хозяйку хочется, с другой же стороны, можно получить и ухватом.
- Ах, грехи наши тяжкие, - говорит хозяйка, зевая, и снова усаживается куда-то под окно.
Барин, шатаясь, идет на сеновал и падает в колкое пахучее свежее нужное подчеркнуть сено. Ужасно мучительна эта любовь и все, что с ней связано. Ужасно быть интеллигентом, никогда не знающим, чего хочет народ. Невыносимо быть мужчиной, не знающим, чего хочет женщина. Ах, ах! Зато рассказ».
Разумеется, это пять.
А если честно, Дмитрий Львович, я бы сама от такого мужа, как Пьер, гуляла с таким человеком, как Долохов
Из сочинений.
«Чехов - своего рода Лопахин, срубивший вишневый сад русской литературы только для того, чтобы его вырубить».
«Не следует путать похоть с бунтом. Катерина встречается с Борисом, а Лариса уезжает с Паратовым не от пошлости окружающей жизни, а от разврата и скуки. В случае с Паратовым немаловажную роль играют также деньги, вещь не лишняя, но в жизни не главная».
«Что могу я, рядовой старшеклассник, написать на тему “Образ Мармеладова”? Я человек маленькой-с. Я человек замученный-с, озлобленный-с. Вообразите только: литература, да алгебра, да тригонометрические формулы-с, да физика, в которой, извиняюсь, черт ногу сломит. Опять же младшая сестра-с с гнусным пищанием. Понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда над ухом все время пищит?!»
«Сочинение у нас классное, а я хорошо соображаю только дома, поевши. И вообще хочется есть. Вместо темы “Сравнительная характеристика Ильинской и Пшеницыной”я вам лучше напишу сравнительную характеристику меню Обломова до и после Пшеницыной. Раньше он едал белое мясо, осетрину, паштеты и т.д. Пшеницына же его кормит пирогом с требухой, простыми щами, гречневая каша уже кажется ему особенно вкусной. Тем самым Обломов провалился в пошлость жизни, в ее утробу, которую и олицетворяет требуха».
Что касается особенностей детского чтения сегодня- возник небезынтересный тренд: сегодняшним детям неинтересен активный, действующий, боевитый герой (потому что ему нет места в реальности), но они готовы сострадать герою трагическому. Чичиков не вызывает у них ни малейшей симпатии, тогда как во времена дикого капитализмавызывал и даже гляделся альтернативой помещикам. Любопытно, что в дихотомии «Обломов - Штольц» они однозначно на стороне Обломова, поскольку вся лихорадочная деятельность Штольца в российских условиях ни к чему не ведет, а душу иссушает.
В Толстом неожиданно привлекательно оказывается учение о личности в истории, которое раньше большинством не воспринималось вовсе: сегодняшний ребенок согласен, что личность не решает ничего, а шансы приличного человека попасть во власть ничтожно малы. Между тем есть порядочный процент людей, убежденных, что наиболее привлекательный герой «Войны и мира»- Долохов, нежно любящий сестру и мать. Объяснить детям, что в толстовском контексте это обстоятельство скорее отягчающее, очень трудно. «А если честно, Дмитрий Львович, я бы сама от такого мужа, как Пьер, гуляла с таким человеком, как Долохов. В классе не зачитывайте».
Достоевский, как и следовало ожидать, идет лучше всего. Его обожают, им зачитываются, с Раскольниковым идентифицируют себя. Когда школа- там это принято- отправила десятые классы на экскурсию в Питер и прославленный экскурсовод Наташа Герман гоняла наших по петербургским чердакам (вот здесь была каморка Раскольникова, здесь лестничная клетка старухи), когда при помощи ее зонта мы открывали кодовые замки и проникали в ныне закрытые дворы, когда чуть ли не отмычкой открывали запертый ныне раскольниковский чердак, вся лестница на который исписана приветами Раскольникову, как лестница булгаковского дома- приветами Воланду, дети только что не визжали от удовольствия. Кстати, сама Герман крайне изумилась, что на довольно хитрые вопросы по тексту они отвечали без малейших усилий: «Где вы таких взяли?» Никакой преподавательской заслуги тут нет- время все сделало само. Любая эпоха, у которой нет внятных ответов на последние вопросы, заставляет детей читать Достоевского, и не только программное «Преступление», а и «Карамазовых», которых лично я совсем не люблю, и «Бесов», которых ставлю выше всего. Кстати, «Бесы» идут у школьников на ура- там ведь действие разгоняется, ускоряется, доходит до абсолютной лихорадки к финалу. Дети любят ужасное.
Если школьник может наизусть прочесть рэп, не заставляйте его зубрить классику
Проблема в том, что все они трудно запоминают стихи. Это нормально по нынешним временам. Я довольствуюсь тем, что большинство помнит наизусть любимые рок-тексты- в частности, группу «Кровосток» или бессмертное, как выяснилось, «Кино». Если школьник может наизусть прочесть рэп, не заставляйте его зубрить классику: память он и так тренирует, а классику прочтет, когда перерастет рэп.
Стоит ребенку- хорошо, подростку- осознать, что в этих тяжелых томах содержится ответ на главные его вопросы, мощное терапевтическое средство против его депрессий, страхов и пороков - он станет жить литературой, как всякий человек его возраста. Это нормально, особенно для России. Разговор о том, что дети не читают,- чушь. Иное дело, что они читают не все. Вовремя подсунутые Гоголь или Горький способны исправить настроение на неделю, вовремя прочитанный Блок внушает жизненно необходимую веру в то, что жизнь не ограничивается видимым миром.
Что до неизбежного вопроса, следует ли работать со всеми в классе или с теми немногими, кому предмет действительно интересен, - это, думается мне, противопоставление ложное. Литература пишется для всех, а не для филологов. Математику понимает как следует один из десяти, а жить приходится всем.
Разумеется, я никогда не бросил бы журналистику, и не только потому, что она кормит. Чтобы работать учителем на полную ставку, нужны железные нервы, а их у меня нет. Но учительский приработок - та необходимая «другая жизнь», которая позволяет вспомнить о действительно ценных вещах. И есть у меня тайное предчувствие, что скоро все мы- вся огромная компания пишущих и даже иногда думающих людей- переместимся в школы. Где нас, между прочим, весьма ждут. Это будет лучше и для нас, и для школ.
На уроке по «Войне и миру» в связи с Пьером и Баздеевым спрашивают о масонстве. Час рассказываю все, что знаю. Спохватываюсь:
- Слушайте, завтра же придет начальство. На опрос. Я должен буду вас спрашивать по тексту, а что вы мне расскажете?
С камчатки - бас Макса с фирменной ленцой:
- Да рассказывайте, Львович, не парьтесь. Мы при них завтра все скажем, как надо.
Это я люблю. Ради этого я готов вставать в половине восьмого.
Комментариев нет:
Отправить комментарий