Денис Драгунский
Лета к суровой прозе клонят
Лета к суровой прозе клонят
НАЧАЛО РОМАНА
Письмо было написано, судя по старинному почерку и латинскому названию болезни, каким-то отставным полковым лекарем, жившим у дяди на хлебах. Два припадка грудной жабы случились один за другим, третий мог стать роковым.
Евгений был огорчен, но не болезнью дяди, а предстоящими хлопотами.
Этого своего дяди он совсем не знал, и едва лишь мог припомнить, как maman однажды возила его в гости к своему старшему брату, и тот читал ему басню Крылова – как мужик поставил осла стеречь огород. «А что значит “самых честных правил”?» – спросил он. «Дурак, значит!» - отвечал дядя. Вот и весь мемуар. Или он помнил лишь рассказ maman об этом визите? Бог весть. Maman год назад скончалась, отец пережил ее на месяц.
Родители были небогаты, ежели не сказать – бедны, по меркам их круга, в котором отец старался удержаться, но потому и разорился, что слишком старался. Денег он сыну не оставил. Хоть в службу поступай! Так присоветовал бывший гувернер, смешной француз, который пришел на похороны отца. Евгений был в таком расстройстве чувств, что долго выслушивал его поучения, хотя в другое время не поговорил бы с ним и минуты…
Но скоро умерли богатые и бездетные tante Eudoxie, и oncle Pierre, и grand-oncle Nicolas, и он счастливо унаследовал их владения.
И теперь еще один oncle…
Проводить дни и ночи у одра умирающего совсем незнакомого дяди – смертная скука и, увы, не только скука, но и лицемерие.
Поправлять больному подушки, подносить лекарства, забавлять рассказами о петербургском свете, при этом в уме сосчитывая, скольких деревень, душ, десятин пашни и леса станет он владельцем после того, как дядя испустит дух – и тайком желая дяде скорейшей смерти! – в этом Евгению виделось нечто низкое и коварное (он даже в уме едва не произнес: подлое).
Ехать, однако, пришлось.
Было жаркое лето. Пыльно.
Письмо было написано, судя по старинному почерку и латинскому названию болезни, каким-то отставным полковым лекарем, жившим у дяди на хлебах. Два припадка грудной жабы случились один за другим, третий мог стать роковым.
Евгений был огорчен, но не болезнью дяди, а предстоящими хлопотами.
Этого своего дяди он совсем не знал, и едва лишь мог припомнить, как maman однажды возила его в гости к своему старшему брату, и тот читал ему басню Крылова – как мужик поставил осла стеречь огород. «А что значит “самых честных правил”?» – спросил он. «Дурак, значит!» - отвечал дядя. Вот и весь мемуар. Или он помнил лишь рассказ maman об этом визите? Бог весть. Maman год назад скончалась, отец пережил ее на месяц.
Родители были небогаты, ежели не сказать – бедны, по меркам их круга, в котором отец старался удержаться, но потому и разорился, что слишком старался. Денег он сыну не оставил. Хоть в службу поступай! Так присоветовал бывший гувернер, смешной француз, который пришел на похороны отца. Евгений был в таком расстройстве чувств, что долго выслушивал его поучения, хотя в другое время не поговорил бы с ним и минуты…
Но скоро умерли богатые и бездетные tante Eudoxie, и oncle Pierre, и grand-oncle Nicolas, и он счастливо унаследовал их владения.
И теперь еще один oncle…
Проводить дни и ночи у одра умирающего совсем незнакомого дяди – смертная скука и, увы, не только скука, но и лицемерие.
Поправлять больному подушки, подносить лекарства, забавлять рассказами о петербургском свете, при этом в уме сосчитывая, скольких деревень, душ, десятин пашни и леса станет он владельцем после того, как дядя испустит дух – и тайком желая дяде скорейшей смерти! – в этом Евгению виделось нечто низкое и коварное (он даже в уме едва не произнес: подлое).
Ехать, однако, пришлось.
Было жаркое лето. Пыльно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий