«И бездна нам обнажена с своими страхами и мглами…»
Роман Диккенса «Тайна Эдвина Друда»
Я буду преследовать тебя до самой смерти.
Чарльз Диккенс
Подполье человека, ночной мир его существования,
двойственность его природы, роль иррационального
в поведении – таковы проблемы, которые прежде всего
осмысляет Диккенс в «Тайне Эдвина Друда».
Екатерина Гениева
Ассоциации поэтическиеОткрылась бездна…
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен!
1743
Михаил Ломоносов «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния»
На мир таинственный духо́в,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.
День – сей блистательный покров
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!
Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и, с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами –
Вот отчего нам ночь страшна!
1839
Ф. И. Тютчев «День и ночь»
Список В свежей книге серии ЖЗЛ «Диккенс» (2015) Максим Чертанов (Мария Кузнецова) составил список романов Чарльза Диккенса (1812-1870), исходя из простоты восприятия современным читателем. Вначале идут понятные и увлекательные тексты, в конце – запутанные и скучноватые. 1. «Большие надежды». 2. «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим». 3. «Тайна Эдвина Друда». 4. «Крошка Доррит». 5. «Повесть о двух городах». 6. «Оливер Твист». 7. «Холодный дом». 8. «Домби и сын». 9. «Барнеби Радж». 10. «Наш общий друг». 11. «Мартин Чезлвит». 12. «Лавка древностей». 13. «Посмертные записки Пиквикского клуба». 14. «Жизнь и приключения Николаса Никльби». 15. «Тяжёлые времена» (Максим Чертанов «Диккенс», с.348). Последний незаконченный роман английского писателя оказался на почётном 3 месте. Следовательно, эта книга вполне понятна современному читателю.
Многие филологи считают, что «Тайна Эдвина Друда» написана под влиянием «Женщины в белом» и «Лунного камня» Уилки Коллинза, а также «Исчезновения Джона Экланда» Роберта Литтона (с.339).
Роман с «атмосферой» «Башня старинного английского собора? Откуда тут взялась башня английского собора? Так хорошо знакомая, квадратная башня - вон она высится, серая и массивная, над крышей собора... И еще какой-то ржавый железный шпиль - прямо перед башней... Но его же на самом деле нет! Нету такого шпиля перед собором, с какой стороны к нему ни подойди. Что это за шпиль, кто его здесь поставил? А может быть, это просто кол, и его тут вбили по приказанию султана, чтобы посадить на кол, одного за другим, целую шайку турецких разбойников? Ну да, так оно и есть, потому что вот уже гремят цимбалы, и длинное шествие - сам султан со свитой - выходит из дворца... Десять тысяч ятаганов сверкают на солнце, трижды десять тысяч алмей * усыпают дорогу цветами. А дальше белые слоны - их столько, что не счесть - в блистающих яркими красками попонах, и несметные толпы слуг и провожатых... Однако башня английского собора по-прежнему маячит где-то на заднем плане - где она быть никак не может - и на колу все еще не видно извивающегося в муках тела... Стой! А не может ли быть, что этот шпиль - это предмет самый обыденный - всего-навсего ржавый шип на одном из столбиков расхлябанной и осевшей кровати? Сонный смех сопровождает эти догадки и размышления». Так начинается роман «Тайна Эдвина Друда». Очень жаль, что нельзя сказать, как произведение заканчивается. Диккенс умер, написав половину текста и не оставив в черновиках намёка на предполагаемый финал.
В этом фрагменте главы 1 содержится наркотический бред главного подозреваемого в вероятном убийстве Эдвина. Джека Джаспера. Можно считать эти опиумные видения неким болезненным предвидением. Старинный английский собор – место действия и, видимо, место преступления. «С одной стороны, собор – это символ порядка, надежности, символ лучших устремлений человека (именно здесь раздается ангелоподобное пение Джаспера и его хора), а с другой – собор стоит на болоте, которое подмывает его фундамент. Это положение, выраженное у Диккенса в символической форме, революционной для XIX века, ближе романистам середины XX столетия. С образом собора в Клойстергэме интересно сопоставить собор на болоте в «Шпиле» У.Голдинга» (Е.Гениева). Кол, на который метафорически «присядет» возможный убийца. Слоны, может быть, связаны с Цейлоном, где жили брат и сестра Ландлесы. Для расхлябанной кровати тоже можно найти символическое применение.
«Эдвин Друд», как «Лавка древностей» или «Холодный дом» - это роман с «атмосферой»: как в первых строках смешивается воедино башня собора и языческий кол, так и дальше собор и склепы близ него не несут в себе ничего божественного, ничего умиротворяющего – это антураж страшной сказки в духе Стивена Кинга» (Максим Чертанов, с.343).
«Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!» «Она вздрогнула – такая страсть была в этих последних словах и в движении рук, которыми они сопровождались.
- Да! Вы моя погибель… погибель… погибель! Я не знаю, что с собой делать, я перестаю доверять самому себе, я не владею собой, когда вижу вас или только думаю о вас. А мои мысли теперь непрестанно полны вами. Я не могу избавиться от этих мыслей с первой нашей встречи! Какой это был день для меня! Какой злосчастный, гибельный день!
Что-то похожее на жалость примешалось к чувству отвращения, которое он вызывал в ней».
Нет, это не Джаспер преследует Розу. Это учитель Брэдли признаётся в любви Лиззи в романе Диккенса «Наш общий друг». Оба героя любят патологически сильно и тяжело, оба готовы убить соперника.
Три вопроса На сайте русскоязычного сообщества разгадывателей "Тайны Эдвина Друда" (ссылка внизу) собрано множество работ, в которых ищут ответ на три вопроса. 1.Убит ли Эдвин? Кто убил Эдвина Друда? 2. Кто такой на самом деле мистер Дэчери? 3. Кто такая на самом деле опиумная старуха? Там же есть «Таблица решений "Тайны Эдвина Друда" под редакцией Дж. К. Уолтерса (1912)».
Типичное диккенсовское в романе1. Завещание. Мертвецы навязывают живым свою волю, лишают свободы выбора.
2. Злодей. «Джон Джаспер – новый герой Диккенса, предшественник персонажей Томаса Харди, Оскара Уайльда, Роберта Луиса Стивенсона. Человек яркий, одаренный, музыкант, артист, наркоман, личность страстная и, вероятно, патологическая» (Е.Гениева).
3. Заглавный герой. Пустой и неинтересный. Особенно меня раздражала его «Киска» (слово, а не человек).
«Мистер Грюджиус выпрямился и потер припаленное место.
- Я недавно сам там был, - сказал он, опуская фалды. - Поэтому я и взял на себя смелость утверждать, что вас там ждут.
- Вот как, сэр! Да, я знаю, что Киска хочет меня видеть.
- Вы держите там кошку? - спросил мистер Грюджиус.
Эдвин, слегка покраснев, объяснил:
- Я зову Розу Киской.
- О! - сказал мистер Грюджиус и пригладил волосы. - Это очень мило.
Эдвин вгляделся в его лицо, пытаясь понять, действительно ли мистер Грюджиус так уж осуждает подобное прозвище. Но он мог бы с таким же успехом искать какое-либо выражение на циферблате часов».4. Героиня. Ангелоподобная красавица, чистая, невинная и т.п. Роза всё-таки не совсем типичная героиня. С одной стороны, она избалованная и капризная, как Белла в «Нашем общем друге», с другой - Роза смогла избежать навязанной воли давно умерших родителей.
5. Тайна. О тайнах см. выше. Ничего не знаем о прошлом Джаспера. Он дядя Эдвина. Значит, брат матери Друда?
6. Детективный сюжет. Тайны, предполагаемое убийство, расследование преступления.
7. Комическое. Дёрдлс, хозяйка пансиона мисс Твинклтон, миссис Билликин.
8. Карикатурное. Образ ужасного филантропа (!) Сластигроха.
9. Несчастные бедные дети. Образ подростка Депутата. Елена и Невил в прошлом.
10. Спесивый и тупой богатей. Мистер Сапси.
11. Добро и зло. «Только в поздних романах Диккенса стало ясным, насколько жестоким может быть этот писатель. Садизм, насилие в его ранних произведениях были жестокостью сказки, романтическим преувеличением, пришедшим на его страницы из «готического романа тайн и ужасов». Жестокость, безжалостность зрелого Диккенса – в изображении кошмара каждодневного существования. У позднего Диккенса страшны обычные люди – Джаспер, Друд, Невил, каждый из которых потенциально – эту мысль Диккенс постоянно подчеркивает – способен на убийство.
Но расставшись со своими бывшими «большими надеждами» и открыв для себя новый закон – постоянное внутреннее движение человека, – Диккенс, как ни в одном своем романе, сплачивает силы добра. В его последнем романе вновь оживает Пиквик, вершит праведный суд «угловатый» мистер Грюджиус, в уста которого Диккенс вкладывает прекрасные слова о любви, строит свои неземные сады и малоприспособленные для жизни комнаты Тартар» (Е.Гениева).
Наивный (?) БродскийИосиф Бродский в нобелевской речи утверждал: «Я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего».
Джордж Оруэлл о Диккенсе (1940) «В его романах все относящееся к труду происходит за кулисами. Дэвид Копперфильд единственный из героев, у которого есть правдоподобная профессия: подобно самому Диккенсу, вначале он стенограф, а затем писатель. Что до большинства остальных, то о способах добывания ими средств к существованию можно только догадываться. Пип, к примеру, «ведет дело» в Египте, какое дело — не сказано, а описание трудовой жизни Пипа занимает в книге примерно полстраницы. Кленнэм занимался чем-то не очень определенным в Китае, позже он входит в еще одно едва обозначенное дело вместе с Дойсом. Мартин Чезлвит архитектор, но, судя по всему, работе отводит немного времени. Ни разу их приключения не были прямо связаны с их работой. Контраст тут между Диккенсом и, скажем, Троллопом поразителен. Одна из причин, несомненно, в том, что Диккенс очень мало знает о профессиях, которыми должны бы Заниматься его герои. Что конкретно происходило на фабриках Грандгринда? На чем зарабатывал деньги Подснэп? Как осуществил Мердль свои мошенничества? Известно, что Диккенс никогда не мог проникнуть в детали парламентских выборов или в махинации фондовой биржи, как это умел делать Троллоп. Едва речь заходила о торговле, финансах, промышленности или политике, Диккенс тут же искал прибежища в неопределенности или сатире. Это относится даже к судебным процессам, о чем он и впрямь должен был знать много. Сравните, к примеру, судебное заседание у Диккенса с судом в «Ферме Орлн».
Идеал, к которому надо стремиться, выглядит примерно так: сто тысяч фунтов, причудливый старинный дом, обильно увитый плющом, нежная женственная супруга, орда детишек и никакой работы. Все спокойно, тихо, мирно и, что важнее всего, по-домашнему. На поросшем мхом церковном погосте, что неподалеку, вниз по дороге, — могилы родных и любимых, ушедших из жизни до того, как достигнут счастливый финал. Прислуга комична и феодальна, дети ластятся к отцу с матерью, старые друзья собираются у камина, вспоминая былые дни, следует бесконечная череда обильных блюд, холодный пунш и вишневый негус
(4), пуховые постели с грелками, рождественские праздники с шарадами и жмурками, но никогда никаких происшествий, кроме ежегодного рождения ребенка.
Диккенс — писатель, которого можно копировать, впрочем, до известного предела. Создатели подлинно массовой литературы из Диккенса дерут безо всякого стыда. Заимствуется, правда, культ «образа», то есть эксцентричность, а это традиция, которую сам Диккенс воспринял от писателей-предшественников и развил в своем творчестве. Копированию, имитации не поддается, однако его неистощимая выдумка, когда выдумываются не персонажи, еще меньше — «ситуации», а повороты фраз и конкретные детали.
Выдающимся, безошибочным признаком диккенсовского стиля является бесполезная деталь. Даже по меркам своего времени Диккенс был писателем совершенно искусственным. Как выразился Раскин, он «предпочитал работать в круге сценического костра». Герои его еще больше искажены и упрощены, чем у Смоллета. Однако правил для писания романов нет, и для любого произведения искусства существует только одно испытание, о котором стоит беспокоиться, — выживание, испытание временем. Диккенсовские типажи его выдержали, даже если люди, которые их помнят, едва признают их за человеческие существа. Они чудовища, но они существуют.
Повествование о чудовищах, однако, имеет и негативную сторону. Суть ее в том, что Диккенс может обращаться лишь к определенным состояниям, настрою, огромные области человеческого сознания не затрагиваются им никогда. В книгах его не сыскать поэтических чувств, нет подлинной трагедии, даже любовь как физическая страсть не привлекает его внимания. Его произведения, конечно, не так бесполы, какими их порой объявляют, а если учесть, в какое время он творил, то нельзя не признать, что он разумно откровенен. Не найдешь только у него и следа тех чувств, которыми наполнены «Манон Леско», «Саламбо», «Кармен», «Сияющие вершины».
Если верить Олдосу Хаксли, Д. Г. Лоуренс однажды назвал Бальзака «гигантским карликом» — в какой-то мере то же можно сказать и о Диккенсе. Целые миры существуют, о которых он либо не знает, либо не желает упоминать. Исключая довольно околичный путь, Диккенс не очень многому может научить. Сказать это — значит тотчас же вспомнить о великих русских писателях XIX века. Почему способность понимания Толстого кажется куда большей, почему кажется, что он может куда больше, чем Диккенс, поведать нам о нас самих? Дело тут не в большей одаренности и, если на то пошло, не в большем уме. Дело в том, что Толстой пишет о людях, которые растут, развиваются, его герои обретают свои души в борьбе, в то время как диккенсовские раз и навсегда отшлифованы и совершенны. По моему разумению, диккенсовские типы встречаются гораздо чаще и выглядят ярче, чем толстовские, но они всегда однозначны, неизменны, как картины или предметы мебели. С диккенсовским героем невозможно вести воображаемый диалог, как, скажем, с Пьером Безуховым. Вовсе не из-за большей серьезности Толстого: существуют и смешные персонажи, с которыми мысленно можно поговорить по душам, — Блум, к примеру, или Пекуш, или уэллсова миссис Полли. Все дело в том, что у героев Диккенса нет духовной жизни. Они говорят именно то, что им следует говорить, их нельзя представить беседующими о чем-то ином. Они никогда не учатся, никогда не размышляют. Возможно, самый рассуждающий из его героев — Поль Домби, но его мысли — это какая-то чепуха всмятку.
Значит ли это, что романы Толстого «лучше», чем Диккенса? Истина в том, что абсурдно делать такие сравнения в терминах «лучше» и «хуже». Доводись мне сравнивать Толстого с Диккенсом, я бы сказал: притягательность Толстого во времени будет расти и шириться, Диккенс же за пределами англоязычной культуры едва доступен; с другой стороны, Диккенс способен доходить до простых людей, а Толстой — нет. Герои Толстого могут раздвигать границы, диккенсовских можно изобразить на сигаретной пачке. Только ни для кого нет обязательности выбора между ними, как никто не обязан выбирать между сосиской и розой. Целевые назначения их едва ли сходятся в какой-нибудь точке».
Можно почитать1. Чарльз Диккенс «Тайна Эдвина Друда»
http://www.lib.ru/INPROZ/DIKKENS/d27.txt_with-big-pictures.html2. Дж. Каминг Уолтерс «Ключи к роману Диккенса "Тайна Эдвина Друда"
http://www.droodiana.ru/solutions/dz-kaming-uolters-kluci-k-romanu-dikkensa-tajna-edvina-druda3. Сайт русскоязычного сообщества разгадывателей "Тайны Эдвина Друда"
http://www.droodiana.ru/4.Максим Чертанов «Диккенс». Серия ЖЗЛ.
5. Чарльз Диккенс «Наш общий друг»
http://litru.ru/book/?p=269094&page=1446. Джордж Оруэлл «Чарльз Диккенс»
http://orwell.ru/library/reviews/dickens/russian/r_chdПереводчик эссе кажется не очень образованным.
7. Е. Ю. Гениева «Чарльз Диккенс: Великая тайна»
http://orwell.ru/library/reviews/dickens/russian/chd_g1
1.Евгения Абелюк "Миф или сказка? Экспериментальное учебное пособие".
