Скачать
Читатели, знающие Наталью Гранцеву не только как потаенно-пронзительного поэта, но и как увлеченного исторического эссеиста (о том, что она главный редактор журнала «Нева», я уже не говорю), — читатели эти не удивятся, что она раскопала в литературных отстойниках XVIII века первую пиесу Михайлы Ломоносова и расшифровала ее головоломную тайнопись. Решиться на такое дело было непросто. Во-первых, великий химик изобразил великое событие – Куликовскую битву – в таких живых картинах (он «пал и, трясучИсь, о землю тылом бил» — это о Мамае, который с Дона бежал в Крым и был там угроблен), каковые (картины) вряд ли легко проглотят нынешние читатели.
Во-вторых, нынешние читатели осведомлены не столько о текстах, сколько о вражде и ревности трех литературных корифеев елизаветинского времени и воспримут с настоящим интересом именно эту сторону дела (такой крутой детина, как Ломоносов, дай ему волю, запросто отколошматил бы не только невезучего тихоню Тредиаковского, но и шустрого законодателя театральной моды Сумарокова). Однако Гранцева проходит мимо этой выигрышной мордобойни и углубляется в самую невыигрышную сторону Куликовской эпопеи, которую Михайло Васильевич представил в жанре любовной катавасии с вымышленными героями, коих имена ни в каких источниках не значатся, за исключеинем разве что Мамая, который «пал, трясучИсь».
В-третьих, стратегическую картину битвы, прикрытую этой тряской, надо же было вытащить из тайнописи, внедриться в нее с современной зоркостью и открыть в головоломной пиесе глубоко продуманную Ломоносовым концепцию того дальновидного политического замысла, который позволил Дмитрию (еще не Донскому) заранее привлечь на свою сторону союзников, числившихся за Мамаем и готовых по ходу битвы переметнуться на сторону русских. А еще сумел князь обеспечить такое оперативное расположение верных ему войск, что хану и отойти оказалось некуда — пришлось «бежать».
При таком прочтении Куликовская битва все меньше напоминает свалку, в которой побеждают те, кого «больше», а великий князь предстает не столько полководцем, сколько рядовым участником побоища, избитым до полусмерти, — нет, баталия была продумана, и верх в ней одержал военный разум.
Наталья Гранцева проясняет гениальный замысел Дмитрия, подготовившего этот триумф. Ничто не укрывается от внимательного взгляда историков страны (и историков литературы), способных в головоломном детище химика, ставшего драматургом, узреть картину давней битвы, — хотя картина эта хитроумно вытащена с берегов Непрядвы и впутана в сомнительные любовные похождения Мамая перед его гибелью.
И последнее. Наталья Гранцева пишет: «Можно вести научные дискуссии с недобросовестными историками в узком кругу специалистов, но как бороться с “обезличенным” врагом — литературой, не взыскующей исторической правды, а пренебрегающей ею? Как бороться с выхолощенной, опрощенной, примитивизированной историей, которую в виде литературного товара втюхивает образованным современникам изящная словесность?»
А вот так и бороться, как демонстрирует это Наталья Гранцева в описании «Неправды Непрядвы».
Прошу прощения за мое самовольное переименование Неправды в Правду.
Читатели, знающие Наталью Гранцеву не только как потаенно-пронзительного поэта, но и как увлеченного исторического эссеиста (о том, что она главный редактор журнала «Нева», я уже не говорю), — читатели эти не удивятся, что она раскопала в литературных отстойниках XVIII века первую пиесу Михайлы Ломоносова и расшифровала ее головоломную тайнопись. Решиться на такое дело было непросто. Во-первых, великий химик изобразил великое событие – Куликовскую битву – в таких живых картинах (он «пал и, трясучИсь, о землю тылом бил» — это о Мамае, который с Дона бежал в Крым и был там угроблен), каковые (картины) вряд ли легко проглотят нынешние читатели.
Во-вторых, нынешние читатели осведомлены не столько о текстах, сколько о вражде и ревности трех литературных корифеев елизаветинского времени и воспримут с настоящим интересом именно эту сторону дела (такой крутой детина, как Ломоносов, дай ему волю, запросто отколошматил бы не только невезучего тихоню Тредиаковского, но и шустрого законодателя театральной моды Сумарокова). Однако Гранцева проходит мимо этой выигрышной мордобойни и углубляется в самую невыигрышную сторону Куликовской эпопеи, которую Михайло Васильевич представил в жанре любовной катавасии с вымышленными героями, коих имена ни в каких источниках не значатся, за исключеинем разве что Мамая, который «пал, трясучИсь».
В-третьих, стратегическую картину битвы, прикрытую этой тряской, надо же было вытащить из тайнописи, внедриться в нее с современной зоркостью и открыть в головоломной пиесе глубоко продуманную Ломоносовым концепцию того дальновидного политического замысла, который позволил Дмитрию (еще не Донскому) заранее привлечь на свою сторону союзников, числившихся за Мамаем и готовых по ходу битвы переметнуться на сторону русских. А еще сумел князь обеспечить такое оперативное расположение верных ему войск, что хану и отойти оказалось некуда — пришлось «бежать».
При таком прочтении Куликовская битва все меньше напоминает свалку, в которой побеждают те, кого «больше», а великий князь предстает не столько полководцем, сколько рядовым участником побоища, избитым до полусмерти, — нет, баталия была продумана, и верх в ней одержал военный разум.
Наталья Гранцева проясняет гениальный замысел Дмитрия, подготовившего этот триумф. Ничто не укрывается от внимательного взгляда историков страны (и историков литературы), способных в головоломном детище химика, ставшего драматургом, узреть картину давней битвы, — хотя картина эта хитроумно вытащена с берегов Непрядвы и впутана в сомнительные любовные похождения Мамая перед его гибелью.
И последнее. Наталья Гранцева пишет: «Можно вести научные дискуссии с недобросовестными историками в узком кругу специалистов, но как бороться с “обезличенным” врагом — литературой, не взыскующей исторической правды, а пренебрегающей ею? Как бороться с выхолощенной, опрощенной, примитивизированной историей, которую в виде литературного товара втюхивает образованным современникам изящная словесность?»
А вот так и бороться, как демонстрирует это Наталья Гранцева в описании «Неправды Непрядвы».
Прошу прощения за мое самовольное переименование Неправды в Правду.
Лев АННИНСКИЙ
Комментариев нет:
Отправить комментарий