Виктор Топоров: над кем смеётесь, над Колядиной или над собой?

Елену Колядину , неожиданно для всех получившую премию «Русский Букер» за роман «Цветочный крест», сейчас поминают повсеместно с таким омерзением, как на моей памяти разве что холодную телятину из знаменитой книги Елены Молоховец: если к вам неожиданно нагрянули гости, а у вас ничего нет к столу, спуститесь в погреб, возьмите холодную телятину, нарежьте её и подавайте к столу. 
Остановлюсь на проблеме, неожиданно обозначившейся с обескураживающей остротой, — о невежестве. Невежестве не только и не столько Елены Колядиной, сколько участников самой этой вселенской смази, этого тысячеустого бугага.
 Лучшей стилизацией под язык XVII века, имеющейся по-русски, является, на мой взгляд, перевод романа чешского писателя Карела Шульца «Камень и боль», выполненный Дмитрием Горбовым. Горбов, начинавший как литературный критик и в 1930-е вынужденно ушедший в художественный перевод, если и известен, то как переводчик «Рукописи, найденной в Сарагосе» и сказок Чапека, однако «Камень и боль» получился у него ещё лучше. И ещё показательнее. Потому что роман этот о Микеланджело. Который, вообще-то, жил не в XVII веке, а несколько раньше. Но в романе Шульца воссоздана (то есть, разумеется, опять-таки художественно стилизована) поэтика высокого барокко. А высокое барокко — это XVII век.  У Булгакова, как вы помните, искусно проведённая стилизация: месяц нисан, игемон, прокуратор… А вот, скажем, в англо-американской традиции заморачиваться такими тонкостями не принято: по Древнему Риму преспокойно расхаживают генералы, полковники и капитаны; к старшему по званию они обращаются «сэр!», а цезарю (первому среди равных) говорят «сир!»… Смешанный случай — «Мартовские иды» Торнтона Уайлдера в переводе Виктора Голышева.  это мы затронули всего-навсего один пласт — стилистический. 

А как быть с реалиями, именами, датами, фактическими событиями? Вот берётся блестящий современный переводчик Владимир Бошняк за исторический роман Э.Л. Доктороу о Гражданской войне в США — и видит, что у того буквально всё наврано. Грубые фактические ошибки на каждой странице. И пишет Бошняк целые простыни разгневанных примечаний, исправлений и опровержений. И автора своего даже несколько презирает. Но Доктороу при всех своих ошибках знаменитый писатель, всемирно знаменитый. А его переводчик при всех своих достоинствах и талантах тут примус починяет, и никак не более. И «бугага» ему не по чину. А уж остальным-то…Вот, например, в романе «Асан», который всё тот же критик Немзер считает «очень большой книгой» (и который и впрямь удостоен премии «Большая книга», как сказали бы в иные времена, первой степени), рассказчик — майор Жилин, — имеющий дело с солдатскими матерьми (и с одноимённым комитетом), называет каждую из них не «солдатская мать», а «солдатская матерь» и даже просто «матерь». И ничего, критик кушает. Ему нравится. А когда та же злосчастная Колядина, путая именительный падеж со звательным, пишет: «Отче сказал», критик негодует. Спроси его, почему не «мать», а «матерь» у Маканина, он ответит что-нибудь вроде: потому что это произносится (и думается, и пишется) с особо подчёркнутым уважением. Ну а то, что «отче» у Колядиной, может, тоже с особо подчёркнутым уважением, — это критику хоть бы хны.

Читать статью Виктора Топорова полностью здесь