Читаю журналы.
1.Сергей Бочаров "Два ухода: Гоголь, Толстой". - Журнал "Вопросы литературы", 2011, № 1.
"Итак - русская традиция отречения от своих творений - гоголевская, толстовская. Отречения оба были религиозными, хотя протекали настолько различно. Но в истоке был один и тот же религиозный вопрос с отречением от лучшего, что они нам оставили - от художественного слова “Шинели” и “Анны Карениной”, - так что оба подходят под названную уже выше формулу религиозного отречения. Но и самый опыт отречения, свою жизнь они нам оставили. Опыт единственного в нашей литературе духовного максимализма, по типу евангельской притчи о богатом юноше, который, как все мы помним, хотел пойти за Христом, но был не в силах отказаться от своего богатства (Мф. 19, 16-26). Этих двоих (и именно только их в литературе уже позапрошлого века) их духовно максималистский путь вел к культурному упрощению, упрощению слова, жертве художественным богатством. Вехами на этом пути стали гоголевские “Размышления о божественной литургии” и толстовское Четвероевангелие. Два события творческих, скрепляющие - контрастно - гоголевско-толстовскую параллель".
Читать полностью здесь
2.Юрий Барабаш "Своего языка не знает...", или Почему Гоголь писал по-русски". - Журнал "Вопросы литературы", 2011, № 1.
"Здесь надо вспомнить и принять во внимание, что будущий писатель формировался в эпоху, когда в жизни, быту, привычках, в сознании и поведении национальной шляхты природные украинские начала все заметнее вытеснялись подколониальным “малороссийством”. Это проявлялось и в языковой сфере, где господствующим становилось двуязычие, или, точнее, макаронизм. В “омосковленных”, по выражению Ивана Франко, дворянских (совсем еще недавно казацко-старшинских) семействах, к которым принадлежали Гоголи-Яновские, в качестве языка домашней повседневности, общения с прислугой еще бытовал украинский, правда, чаще - “малороссийское наречие”, значительно утратившее природную чистоту, “разбавленное” инородными примесями. Но во внедомашнем общении, не говоря уже об официальных обстоятельствах, торжественных случаях, деловой переписке и т. п., украинскому места не было, необходимым и единственно приличным считалось употребление языка русского, пусть нередко весьма и весьма далекого от совершенства..."
Читать полностью здесь
3.Мариета Божович "Большое путешествие "Обломова": роман Гончарова в свете "просветительной поездки". - Журнал "Новое литературное обозрение", 2010, № 106.
"В романе, считающемся, как известно, апофеозом лени, путешествие и учение оказываются метонимически связаны, совмещены, фактически взаимозаменяемы. Оба вида деятельности находятся на одном полюсе неоднократно проводимой критиками оси: стасис — движение. К примеру, в своем широко известном исследовании Мильтон Эре сводит структуру повествования “Обломова” к формуле “неподвижность—действие—неподвижность”, причем переломным моментом считает роман Обломова и Ольги2. Штольц, олицетворение деятельности, всегда в пути и всегда что-нибудь изучает, тогда как единственным путешествием Обломова становится отъезд из родной Обломовки в столицу, а образование его прекращается на столь же раннем этапе3. Несоответствие между романтическими мечтами Обломова и окружающей его действительностью неоднократно подчеркивается отсылками к теме путешествия. Так, Обломов, утверждая, что он вовсе не бросил читать книги, указывает на одиноко лежащий на столе том. “Что такое? — спросил Штольц, посмотрев книгу. — “Путешествие в Африку”. И страница, на которой ты остановился, заплесневела...” (193). Во время первого разговора с Ольгой, когда она несколько каверзно спрашивает о его литературных вкусах, Обломов уклончиво отвечает: “Я, точно, люблю больше путешествия...” (219)".
1.Сергей Бочаров "Два ухода: Гоголь, Толстой". - Журнал "Вопросы литературы", 2011, № 1.
"Итак - русская традиция отречения от своих творений - гоголевская, толстовская. Отречения оба были религиозными, хотя протекали настолько различно. Но в истоке был один и тот же религиозный вопрос с отречением от лучшего, что они нам оставили - от художественного слова “Шинели” и “Анны Карениной”, - так что оба подходят под названную уже выше формулу религиозного отречения. Но и самый опыт отречения, свою жизнь они нам оставили. Опыт единственного в нашей литературе духовного максимализма, по типу евангельской притчи о богатом юноше, который, как все мы помним, хотел пойти за Христом, но был не в силах отказаться от своего богатства (Мф. 19, 16-26). Этих двоих (и именно только их в литературе уже позапрошлого века) их духовно максималистский путь вел к культурному упрощению, упрощению слова, жертве художественным богатством. Вехами на этом пути стали гоголевские “Размышления о божественной литургии” и толстовское Четвероевангелие. Два события творческих, скрепляющие - контрастно - гоголевско-толстовскую параллель".
Читать полностью здесь
2.Юрий Барабаш "Своего языка не знает...", или Почему Гоголь писал по-русски". - Журнал "Вопросы литературы", 2011, № 1.
"Здесь надо вспомнить и принять во внимание, что будущий писатель формировался в эпоху, когда в жизни, быту, привычках, в сознании и поведении национальной шляхты природные украинские начала все заметнее вытеснялись подколониальным “малороссийством”. Это проявлялось и в языковой сфере, где господствующим становилось двуязычие, или, точнее, макаронизм. В “омосковленных”, по выражению Ивана Франко, дворянских (совсем еще недавно казацко-старшинских) семействах, к которым принадлежали Гоголи-Яновские, в качестве языка домашней повседневности, общения с прислугой еще бытовал украинский, правда, чаще - “малороссийское наречие”, значительно утратившее природную чистоту, “разбавленное” инородными примесями. Но во внедомашнем общении, не говоря уже об официальных обстоятельствах, торжественных случаях, деловой переписке и т. п., украинскому места не было, необходимым и единственно приличным считалось употребление языка русского, пусть нередко весьма и весьма далекого от совершенства..."
Читать полностью здесь
3.Мариета Божович "Большое путешествие "Обломова": роман Гончарова в свете "просветительной поездки". - Журнал "Новое литературное обозрение", 2010, № 106.
"В романе, считающемся, как известно, апофеозом лени, путешествие и учение оказываются метонимически связаны, совмещены, фактически взаимозаменяемы. Оба вида деятельности находятся на одном полюсе неоднократно проводимой критиками оси: стасис — движение. К примеру, в своем широко известном исследовании Мильтон Эре сводит структуру повествования “Обломова” к формуле “неподвижность—действие—неподвижность”, причем переломным моментом считает роман Обломова и Ольги2. Штольц, олицетворение деятельности, всегда в пути и всегда что-нибудь изучает, тогда как единственным путешествием Обломова становится отъезд из родной Обломовки в столицу, а образование его прекращается на столь же раннем этапе3. Несоответствие между романтическими мечтами Обломова и окружающей его действительностью неоднократно подчеркивается отсылками к теме путешествия. Так, Обломов, утверждая, что он вовсе не бросил читать книги, указывает на одиноко лежащий на столе том. “Что такое? — спросил Штольц, посмотрев книгу. — “Путешествие в Африку”. И страница, на которой ты остановился, заплесневела...” (193). Во время первого разговора с Ольгой, когда она несколько каверзно спрашивает о его литературных вкусах, Обломов уклончиво отвечает: “Я, точно, люблю больше путешествия...” (219)".
Читать полностью здесь
Комментариев нет:
Отправить комментарий