Павел Басинский: "Не­чи­та­ю­щий че­ло­век – это низ­шая ка­с­та"

Наш гость – лауреат премии «Большая книга» за 2010 год Павел Басинский. Тема разговора – «вредительство» в образовании и истреблении литературы в школе, кризис критики и букериада.
 – Что вы ду­ма­е­те о но­вых об­ра­зо­ва­тель­ных стан­дар­тах, ко­то­рые в по­след­нее вре­мя мно­го об­суж­да­ют­ся? По­нят­но, что ли­те­ра­ту­ра и ря­дом не сто­я­ла с ОБЖ, но к че­му всё это ве­дёт, нет ли в этом по­сле­до­ва­тель­ной стра­те­гии по унич­то­же­нию оте­че­ст­вен­но­го об­ра­зо­ва­ния?
– Да, ино­гда на­пра­ши­ва­ет­ся на язык зло­ве­щее сло­во «вре­ди­тель­ст­во». Мне во­об­ще не­по­нят­но, по­че­му из всех не­об­хо­ди­мых ре­форм у нас ак­тив­нее все­го за­ни­ма­ют­ся об­ра­зо­ва­ни­ем. Не эко­но­ми­кой, не со­ци­аль­ной сфе­рой... Ведь как раз с об­ра­зо­ва­ни­ем у нас бы­ло всё в по­ряд­ке: на­ших спе­ци­а­ли­с­тов в лю­бых об­ла­с­тях на­уки, от фи­ло­ло­гии до выс­шей ма­те­ма­ти­ки, уже ску­пи­ли раз­ви­тые стра­ны. Зна­чит, мы вы­пу­с­ка­ли в этой об­ла­с­ти очень при­лич­ный «то­вар». Ис­треб­ле­ние ли­те­ра­ту­ры в шко­ле – это ка­та­ст­ро­фа. Де­ло не в том, что ли­те­ра­ту­ра – на­ше всё. Она уже не на­ше всё. Де­ло в том, что во всех раз­ви­тых стра­нах дав­но по­ни­ма­ют: че­ло­век чи­та­ю­щий – это как раз и есть в пер­спек­ти­ве че­ло­век ус­пеш­ный. Тот, кто не чи­та­ет, тот в пер­спек­ти­ве – обыч­ный по­тре­би­тель ТВ, ки­но, ком­пью­тер­ных игр. Ко­то­рые бу­дут де­лать те, что чи­та­ет. И по­лу­чать за это не­срав­нен­но бо­лее вы­со­кую зар­пла­ту. А не­чи­та­ю­щий че­ло­век – это низ­шая ка­с­та. Мы же всё ещё жи­вём в ди­ких пред­став­ле­ни­ях 90-х го­дов, ког­да, что­бы стать бо­га­тым, на­до бы­ло от­крыть ла­рёк. Но се­го­дня эти ларь­ки сно­сят, а в лю­бых сфе­рах де­я­тель­но­с­ти не хва­та­ет лю­дей, уме­ю­щих эле­мен­тар­но гра­мот­но ли­те­ра­тур­но пи­сать. То, что на­зы­ва­ет­ся «свя­зы­вать сло­ва». Ну, так это­му и учит ли­те­ра­ту­ра. 
– По­че­му вы взя­лись за жиз­не­опи­са­ние Горь­ко­го? На ваш взгляд, его ре­аль­ный ис­то­ри­че­с­кий об­лик от­ли­чал­ся от то­го, как мы его при­вык­ли вос­при­ни­мать? Ка­кой эпи­зод би­о­гра­фии на­и­бо­лее пол­но его ха­рак­те­ри­зу­ет?
– Ну, во-пер­вых, из­на­чаль­но эта кни­га бы­ла мне за­ка­за­на для се­рии «ЖЗЛ». Во-вто­рых, я за­ни­мал­ся Горь­ким в ас­пи­ран­ту­ре. В-тре­ть­их, мне нра­вят­ся Боль­шие пи­са­те­ли, ко­то­рые мно­го на­пи­са­ли, о ко­то­рых мно­го на­пи­са­но, ко­то­рые вли­я­ли на этот мир. Горь­кий и Тол­стой – это «мои» пи­са­те­ли. А, на­при­мер, Гар­шин и До­вла­тов – не «мои». Мас­со­вое вос­при­я­тие Горь­ко­го, как и Тол­сто­го, ра­зу­ме­ет­ся, да­ле­ко от то­го, ка­ки­ми они бы­ли на са­мом де­ле. Но я не сто­рон­ник раз­вен­ча­ния ми­фов. Я сто­рон­ник че­ст­ных ис­сле­до­ва­ний. Эпи­зод? Два эпи­зо­да. Ран­ний Горь­кий идёт по ули­це, к не­му под­хо­дит фа­на­тик и бьёт его но­жом в грудь. По­па­да­ет, сла­ва Бо­гу, в порт­си­гар. Об этом Горь­кий пи­шет в од­ном из пи­сем как о не­зна­чи­тель­ном эпи­зо­де. Вот что зна­чит силь­ный и бес­ст­раш­ный че­ло­век! По­зд­ний Горь­кий уз­на­ёт, что его сын Мак­сим на сво­ей ма­ши­не обо­гнал кор­теж Ста­ли­на. Он не­мед­лен­но со­би­ра­ет­ся и едет к Ста­ли­ну с объ­яс­не­ни­я­ми. Он бо­ит­ся. Он ни­ког­да ни­че­го не бо­ял­ся, а Ста­ли­на бо­ит­ся.
– Ва­ша кни­га «Лев Тол­стой: бег­ст­во из рая» – это, по су­ти, ис­сле­до­ва­ние се­мьи Тол­сто­го. По­че­му у нас сей­час в ли­те­ра­ту­ре нет про­из­ве­де­ний о се­мье, се­мей­ных ро­ма­нов? Про­пал ин­те­рес к этой те­ме или сам ин­сти­тут се­мьи со­шёл на нет?..
– Да, о се­мье пи­шут ма­ло. Это по­то­му, что у пи­са­те­лей со­вре­мен­ных, как пра­ви­ло, нет опы­та се­рь­ёз­ной, дли­тель­ной се­мей­ной жиз­ни, с боль­шим ко­ли­че­ст­вом де­тей, с обя­зан­но­с­тя­ми и т.д. У нас иде­аль­ная пи­са­тель­ская се­мья – это же­на при оди­но­ком пи­са­те­ле. Всё для не­го, лю­би­мо­го. А ес­ли – нет, то стер­ва, «не по­ни­ма­ет» и т.д. Кто же бу­дет у нас пи­сать се­мей­ные ро­ма­ны? Бу­дем чи­тать «Ан­ну Ка­ре­ни­ну».
– Уют­но вам в со­вре­мен­ной ли­те­ра­ту­ре или это пол­ная яма, про­вал, от ко­то­ро­го вы бе­жи­те к Горь­ко­му и Тол­сто­му?..
– Сей­час я как раз с ог­ром­ным ин­те­ре­сом чи­таю со­вре­мен­ную рус­скую про­зу – При­ле­пи­на, Шар­гу­но­ва, Слав­ни­ко­ву, Ива­но­ва, Сен­чи­на, Или­чев­ско­го, Кру­са­но­ва и дру­гих. У нас сей­час очень ин­те­рес­ная си­ту­а­ция в про­зе. Она не­внят­ная, рых­лая, но очень на­сы­щен­ная. Ещё бы па­ру де­ся­ти­ле­тий ка­кой-ни­ка­кой эко­но­ми­че­с­кой ста­биль­но­с­ти, и ли­те­ра­ту­ра в Рос­сии бу­дет не ху­же ан­г­лий­ской. А в Ан­г­лии – мощ­ная со­вре­мен­ная ли­те­ра­ту­ра!
– Мог­ли бы вы на­звать луч­шую кни­гу «ну­ле­вых»? И ес­ли срав­нить два ли­те­ра­тур­ных де­ся­ти­ле­тия: «ну­ле­вые» и «де­вя­но­с­тые», то ка­кое для вас на­и­бо­лее пред­по­чти­тель­но?
– Я ска­жу так: «де­вя­но­с­тые» – это моё ли­те­ра­тур­ное оте­че­ст­во, а «ну­ле­вые» – вре­мя ре­аль­ной ра­бо­ты. Луч­шая кни­га «ну­ле­вых» – «Сань­кя» За­ха­ра При­ле­пи­на.
Читать интервью полностью здесь