Афиша
Лев Данилкин
Живущий в Нижнем Новгороде писатель Николай Свечин сочиняет ретродетективы из жизни России конца XIX века, которые опережают Акунина с точки зрения литературного качества, а в теории могут опередить и по рыночным показателям. Лев Данилкин отправился к Свечину в гости и выяснил, как у него это получается.
— На ручку обрати внимание! Чувствуешь?!
Я демонстрирую сдержанный энтузиазм: перчаток у меня нет, холод чудовищный, и последнее, чего мне хочется, — дотрагиваться до какой-то дверной ручки, хотя бы и несовременного вида, в виде птичьей головы. «Латунная! — со значением говорит Николай Викторович Инкин — шапка типа «ондатер», очки, под мышкой картонная папочка «Дело», набитая старинными фотографиями Нижнего Новгорода. — Это ведь не простая ручка!» Знакомый мне жанр: экскурсия по местам обитания литературных героев в сопровождении автора; это все равно что заглядывать за кулисы театра и обнаруживать, что все декорации — настоящие, никакого обмана. Точно так же я ходил по алексей-ивановской Перми с Алексеем Ивановым или по александроиличевской Пресне с Александром Иличевским, по стиг-ларссоновскому Стокгольму — с… «Был такой народоволец Фроленко…» Я перебиваю: многие герои Николая Свечина (творческий псевдоним Инкина) рано или поздно переходят в режим монолога и читают собеседникам лекции по истории, а погрузиться в жизнеописание ручки — все равно что лизнуть ее на морозе. «Николай, — говорю, — а не сохранились ли тут у вас старинные трактиры?» Свечин съезжает с фурнитурной темы и ведет меня туда, где тепло. Впрочем, по дороге мы бегло осматриваем овраги («Вон там, помнишь, Звездинский пруд, куда приволокли задушенного аптекаря Бомбеля?»), казенные здания («Тут в 1799 году Павел Первый останавливался») и заснеженный клочок суши посреди реки — остров Кавказ, государство в государстве, которое главный свечинский герой, сыщик Лыков, зачищал в 1881-м перед приездом царя.
Собственно, Нижний Новгород и до появления Свечина не был обделен достопримечательностями — именно здесь, на западном берегу, у Кремля, находится, сами знаете, наикрасивейший в России панорамный вид — на стрелку, треугольный мыс, у которого сливаются Ока и Волга. Именно здесь стоит собор Александра Невского, на открытии которого, летом 1881-го, в «Охоте на царя» народовольцы, с ведома заговорщиков-чиновников (шокирующий симбиоз политических террористов, уголовников, придворных, сектантов и иностранных разведок — конек Свечина), чуть не пристрелили Александра Второго — и пристрелили бы, если б не Благово — бывший морской офицер, а ныне коллежский асессор, обладатель недюжинного аналитического ума. Именно на стрелке и располагалась, на протяжении почти ста лет, Нижегородская ярмарка, где начинал квартальным надзирателем Алексей Лыков — фантастической физической силы молодой сыщик, ученик Благово.
«В 2004 году на чердаке дома №40 по улице Новой братья Гудиленковы нашли фанерный чемоданчик»… Парадной версии истории возникновения саги о Лыкове нет ни в бумажных изданиях Свечина, ни в интернете; я нашел ее в альбоме «Нежный Нижний», изданном местным издательством «Литера». В чемоданчике «обнаружилось десять тетрадей в коленкоровых переплетах, исписанных разборчивым почерком. Это оказались воспоминания Алексея Николаевича Лыкова. Действительный статский советник, последний начальник уголовного делопроизводства Департамента полиции, был по происхождению нижегородцем. Когда в феврале 1917-го департамент стала жечь восставшая чернь, а городовых и офицеров полиции начали убивать без разбора, Лыков в статском платье вышел из окруженного здания и исчез бесследно. Дальнейшая судьба сыщика неизвестна. Судя по нахождению его записок, он вернулся в родной город, но вряд ли задержался там надолго. Сейчас писатель Николай Свечин на основе его воспоминаний сочиняет романы под общим названием «Происшествия из службы сыщика Алексея Лыкова и его друзей».
Знакомство с первыми книжками «Происшествий» неминуемо обеспечивает Свечину репутацию, во-первых, «краеведа», во-вторых, эпигона Чхартишвили: хороший дядька, наловчившийся сочинять «под Акунина», только на местном материале. Это прилипчивое и обидное для нашего героя заблуждение: тем самым ему автоматически задается потолок — выше признанного родоначальника жанра не прыгнешь, ну и локальная привязка подразумевает мелкий масштаб. Меж тем Свечин — краевед, но краевед вовсе не только нижегородский: точно так же точны в смысле историко-географических обстоятельств те его детективы, где действие разворачивается в Москве, Петербурге, Дагестане, Забайкалье; и, соответственно, точно так же, как сейчас по Нижнему, со Свечиным можно ходить хоть по Петербургу, хоть по Варшаве. Про Варшаву, кстати, у него скоро будет роман. А потом про Одессу. А потом про Сахалин.
Сравнение с Акуниным Свечина нервирует или даже вызывает реакцию, которая в его «Смерти провизора» описывается выражением «франц хераус» (в примечании указано, что пошло оно от случившегося в 1813 году эпизода — русские солдаты выпили за здоровье союзника, австрийского императора Франца, когда же в ответ австрияки отказались пить за здоровье Александра, наши солдаты сунули по два пальца в рот и скомандовали: «Франц, хераус!» — «Франц, обратно!») Да, Акунин, по его мнению, прекрасный писатель, у которого есть чему поучиться, однако сам он ретродетективы начал писать до Акунина — еще в 1977-м, от скуки, когда после экономфака работал на оборонном заводе наладчиком. Роман назывался «Парижские тайны ротмистра Иванова» — и был пародией на Валентина Лаврова.
Лев Данилкин
Живущий в Нижнем Новгороде писатель Николай Свечин сочиняет ретродетективы из жизни России конца XIX века, которые опережают Акунина с точки зрения литературного качества, а в теории могут опередить и по рыночным показателям. Лев Данилкин отправился к Свечину в гости и выяснил, как у него это получается.
— На ручку обрати внимание! Чувствуешь?!
Я демонстрирую сдержанный энтузиазм: перчаток у меня нет, холод чудовищный, и последнее, чего мне хочется, — дотрагиваться до какой-то дверной ручки, хотя бы и несовременного вида, в виде птичьей головы. «Латунная! — со значением говорит Николай Викторович Инкин — шапка типа «ондатер», очки, под мышкой картонная папочка «Дело», набитая старинными фотографиями Нижнего Новгорода. — Это ведь не простая ручка!» Знакомый мне жанр: экскурсия по местам обитания литературных героев в сопровождении автора; это все равно что заглядывать за кулисы театра и обнаруживать, что все декорации — настоящие, никакого обмана. Точно так же я ходил по алексей-ивановской Перми с Алексеем Ивановым или по александроиличевской Пресне с Александром Иличевским, по стиг-ларссоновскому Стокгольму — с… «Был такой народоволец Фроленко…» Я перебиваю: многие герои Николая Свечина (творческий псевдоним Инкина) рано или поздно переходят в режим монолога и читают собеседникам лекции по истории, а погрузиться в жизнеописание ручки — все равно что лизнуть ее на морозе. «Николай, — говорю, — а не сохранились ли тут у вас старинные трактиры?» Свечин съезжает с фурнитурной темы и ведет меня туда, где тепло. Впрочем, по дороге мы бегло осматриваем овраги («Вон там, помнишь, Звездинский пруд, куда приволокли задушенного аптекаря Бомбеля?»), казенные здания («Тут в 1799 году Павел Первый останавливался») и заснеженный клочок суши посреди реки — остров Кавказ, государство в государстве, которое главный свечинский герой, сыщик Лыков, зачищал в 1881-м перед приездом царя.
Собственно, Нижний Новгород и до появления Свечина не был обделен достопримечательностями — именно здесь, на западном берегу, у Кремля, находится, сами знаете, наикрасивейший в России панорамный вид — на стрелку, треугольный мыс, у которого сливаются Ока и Волга. Именно здесь стоит собор Александра Невского, на открытии которого, летом 1881-го, в «Охоте на царя» народовольцы, с ведома заговорщиков-чиновников (шокирующий симбиоз политических террористов, уголовников, придворных, сектантов и иностранных разведок — конек Свечина), чуть не пристрелили Александра Второго — и пристрелили бы, если б не Благово — бывший морской офицер, а ныне коллежский асессор, обладатель недюжинного аналитического ума. Именно на стрелке и располагалась, на протяжении почти ста лет, Нижегородская ярмарка, где начинал квартальным надзирателем Алексей Лыков — фантастической физической силы молодой сыщик, ученик Благово.
«В 2004 году на чердаке дома №40 по улице Новой братья Гудиленковы нашли фанерный чемоданчик»… Парадной версии истории возникновения саги о Лыкове нет ни в бумажных изданиях Свечина, ни в интернете; я нашел ее в альбоме «Нежный Нижний», изданном местным издательством «Литера». В чемоданчике «обнаружилось десять тетрадей в коленкоровых переплетах, исписанных разборчивым почерком. Это оказались воспоминания Алексея Николаевича Лыкова. Действительный статский советник, последний начальник уголовного делопроизводства Департамента полиции, был по происхождению нижегородцем. Когда в феврале 1917-го департамент стала жечь восставшая чернь, а городовых и офицеров полиции начали убивать без разбора, Лыков в статском платье вышел из окруженного здания и исчез бесследно. Дальнейшая судьба сыщика неизвестна. Судя по нахождению его записок, он вернулся в родной город, но вряд ли задержался там надолго. Сейчас писатель Николай Свечин на основе его воспоминаний сочиняет романы под общим названием «Происшествия из службы сыщика Алексея Лыкова и его друзей».
Знакомство с первыми книжками «Происшествий» неминуемо обеспечивает Свечину репутацию, во-первых, «краеведа», во-вторых, эпигона Чхартишвили: хороший дядька, наловчившийся сочинять «под Акунина», только на местном материале. Это прилипчивое и обидное для нашего героя заблуждение: тем самым ему автоматически задается потолок — выше признанного родоначальника жанра не прыгнешь, ну и локальная привязка подразумевает мелкий масштаб. Меж тем Свечин — краевед, но краевед вовсе не только нижегородский: точно так же точны в смысле историко-географических обстоятельств те его детективы, где действие разворачивается в Москве, Петербурге, Дагестане, Забайкалье; и, соответственно, точно так же, как сейчас по Нижнему, со Свечиным можно ходить хоть по Петербургу, хоть по Варшаве. Про Варшаву, кстати, у него скоро будет роман. А потом про Одессу. А потом про Сахалин.
Сравнение с Акуниным Свечина нервирует или даже вызывает реакцию, которая в его «Смерти провизора» описывается выражением «франц хераус» (в примечании указано, что пошло оно от случившегося в 1813 году эпизода — русские солдаты выпили за здоровье союзника, австрийского императора Франца, когда же в ответ австрияки отказались пить за здоровье Александра, наши солдаты сунули по два пальца в рот и скомандовали: «Франц, хераус!» — «Франц, обратно!») Да, Акунин, по его мнению, прекрасный писатель, у которого есть чему поучиться, однако сам он ретродетективы начал писать до Акунина — еще в 1977-м, от скуки, когда после экономфака работал на оборонном заводе наладчиком. Роман назывался «Парижские тайны ротмистра Иванова» — и был пародией на Валентина Лаврова.
Комментариев нет:
Отправить комментарий