воскресенье, 30 октября 2011 г.

Михаил Эпштейн: "В английском порядка миллиона слов, в современном русском, по данным самых полных словарей, не больше 150 тыс."

Источник
Михаил Эпштейн
"За язык обидно!"
В "Невском времени" вчера вышла моя беседа с журналисткой Еленой Добряковой: "В русском языке не хватает слов..."  Почти наполовину сокращенная и под другим названием. Привожу беседу полностью, кроме той врезки об авторе, с которой она начинается.
"За язык обидно!"
 "Профессор русской литературы Михаил Эпштейн считает, что развитие языка оздоравливает общество. ... Михаил Эпштейн занимается довольно редким видом лингвистического творчества – он сочиняет новые слова.
А недавно Михаил Эпштейн представлял в Петербурге свою новую книгу "Sola Amore. Любовь в пяти измерениях" (Эксмо, 2011), где он исследовал любовь с разных точек зрения.
 -      Михаил Наумович, вы за свою жизнь написали много книг, не меньше двадцати, это очень серьезные исследования в области методологии гуманитарных наук, философии, теории советской идеологии, литературоведения, лингвистики, развития языка и мысли. Почему вдруг сегодня взята тема любви?
 -
Книга эта писалась всю жизнь - в разных возрастах и состояниях, и наступило время подвести какой-то итог. И реабилитировать само понятие "любовь". Любовь в наше время осталась "без языка": нет такого современного идейного движения, школы, философии, которые были бы заинтересованы в любви, ставили бы ее в центр мировоззрения. Русский любовный язык творили Пушкин, Тургенев, Толстой,  Вл. Соловьев,  Блок, Бунин, Набоков...  Но последние тридцать-сорок лет оказались едва ли не самыми безлюбовными в истории культуры. Марксизм, национализм, феминизм, деконструкция, феноменология, герменевтика, аналитическая философия,  - само слово "любовь" в контексте этих учений выглядит смешным, диким реликтом минувших эпох. Любовь демистифицирована и сведена к половому инстинкту, к гормонам, нейронным цепочкам, молекулам....  Любовь отдана на откуп сексологии, которая возникла из медицины. В книге я пытаюсь oбосновать новую дисциплину - эротологию, гуманитарную науку о любви. А также о желании и наслаждении, соблазне и запрете, страсти и ревности как формах человеческого бытия и межличностных отношений. Чеloveк – это существо любящее и призванное к любви. Я так определяю свое жизненное кредо: Хорошо все, что способствует увеличению любви, плохо все, что ведет к ее уменьшению.
 - В книге вы приводите новые слова, которые придумываете сами, интерпретируя слово «любовь». Иногда они коробят слух, например, «любля», оно ассоциируется с чем-то таким… Зачем нужны новообразования — разве недостаточно уже имеющихся слов?
- Слово «любля», на мой взгляд, очень хорошее, нежное, чувственное, выражающее взаимоотношения любящих. Оно уже вошло в употребление, есть известный спектакль "Любля" по стихам современных поэтов. Еще я предложил слово "люболь" - любовь, переполненная болью, переходящая в боль. Слово «любовь» нивелировалось, им обозначается все что угодно, и любовь к Родине, и любовь к мороженому, и потому нужны новые  языковые формы, которые точнее донесут  многообразие чувств. В древнегреческом было 7-8 слов для обозначения разных видов любви. Я провел подсчеты слов с корнем "люб". В академическом словаре русского языка 1847 года было порядка 160 слов, в современных академических словарях — только 40! И ни одного нового с корнем «люб» не  вошло за полтора века в язык!
 
- Во времена Пушкина язык был богаче?
- Он тогда динамично развивался, и так было вплоть до Октябрьской революции. Английский и русский словари шли, как говорится, ноздря в ноздрю до начала ХХ века. В каждом из них было примерно по 200 тысяч слов. Когда в 1934 году вышел  словарь Уэбстера, в нем было уже 600 тысяч слов. А в 1940-м самый полный для советской эпохи словарь Ушакова содержал лишь 80 тысяч слов. Сегодня этот разрыв только усугубляется. С вырождением языка вырождается и наша жизнь, уходят эмоциональные оттенки, нравственные понятия, которыми изобиловал русский язык в XIX веке.
 - И тем не менее существует богатая русская литература, которую не вычеркнешь, книгами Достоевского зачитывается весь мир.
- Мир зачитывается и многим другим, а из русской литературы 20 века, увы, почти ничего не вошло в мировой обиход. Сам же Достоевский, кстати, больше всего гордился не своими романами, а тем, что придумал слово «стушеваться». В "Дневнике писателя"  он отметил это как самый весомый свой вклад  в русский язык. Одно слово и роман — вроде бы вещи несопоставимые. Но роман — это явление речи, а слово — явление языка. Язык выше речи. На одном и том же языке можно произнести множество разных высказываний: консервативных, реакционных, демократических. Но какие бы ни были эти речи, они пользуются тем же набором слов — "любовь, родина, жизнь, мир". Словотворчество - очень важный и пока недооцененный в России процесс.
 - Я как журналист сталкиваюсь с проблемой — когда какое-то слово, непривычное для звучания, привожу в статье, его могут безжалостно вычеркнуть. И смысл, увы, меняется...
- Это характеризует российскую языковую среду. В английской среде новое слово моментально падает на плодородную почву, дает ростки. Поэтому английский быстро развивается. Там любят новые идеи, новые слова. Если новое слово вводит  новую реалию или концепт, то его быстро включают в словари, его заимствуют другие языки. Вот  почему английский язык — язык-донор. А русский - сплошной импортер.
 - Я вас слушаю, удивляюсь. Нам с детства внушали, что русский язык — самый богатый, великий, могучий...

- Нельзя жить хвалебными эпитетами, данными русскому языку полтора века назад. За 20 в.  русский язык, увы, деградировал под воздействием идеологии и тоталитаризма. Помните, у Оруэлла в "1984": задача идеологов  - свести язык к двум словам: "Ура!" и "Долой!", разделить на черное и белое, упразднить оттенки. Можно, конечно, привести и обратные примеры, когда русский язык имеет больше слов для некоторых явлений. "Голубой" и "синий", а в английском только blue. Но в подавляющем числе случаев в русском языке не хватает слов, чтобы перевести оттенки мыслей, чувств, ощущений. В английском порядка миллиона слов, в современном русском, по данным самых полных словарей, не больше 150 тыс. Взять компьютерную сферу – она сплошь английская. В какой другой сфере русский язык хоть что-нибудь преподнес человечеству? Kонечно, есть некоторые слова, которые порой употребляются в других странах: "бабушка, матрешка, дача, спутник, перестройка".  Но этого мало, к тому же среди заимствований из русского преобладают страшные слова:  "погром, большевик, ЧК, КГБ, Гулаг, колхоз, агитпроп, аппаратчик".
 - Вы живете за океаном, но при этом очень пристально следите за языком страны, которую покинули. Почему это вас так волнует?
- Перефразируя генерала Лебедя, который сказал «За державу обидно», я скажу: «За язык обидно!». Язык – это основа общества и нации, и он древнее и важнее государства. Государство меняется. У нас были петровская эпоха, николаевская, революция, советская власть, перестройка, феодализм, социализм, капитализм – а форма сознания осталась прежней. Сознание формируется структурой и лексикой языка.
 
- В одном вашем интервью я прочитала, что словотворчество связано и с демографическим состоянием общества. Больше слов — выше рождаемость. Как это понять?
- Общество, которое лишено языковой инициативы, которое не использует творческий потенциал своего языка, неизбежно обречено на духовный застой и деградацию. Где нет воли к порождению новых смыслов, там нет и воли к порождению жизни.  Вообще внесение новых понятий, грамматических структур способно больше изменить общественное сознание, чем построение еще одного нефтепровода или газопровода. Например, в нашем языке неразвита переходная форма глагола. В европейских языках: «Я имею дом»,  в русском «У меня есть дом». В этой фразе высвечивается вся проблематика частной собственности в России. Поскольку не человек имеет дом, а дом есть у человека. Подлежащим является «дом» при дополнении «человек». Язык может воздействовать на перемены в общественном сознании. Когда Конфуция призвали быть управителем одной из областей Китая и спросили, с чего следует начать, он сказал: «С исправления имен». Ему возразили, что надо прежде всего провести экономические, политические преобразования. Он ответил: "Если имена неправильны, то слова не имеют под собой оснований. Если слова не имеют под собой оснований, то дела не могут осуществляться." Разве эти откровения не о нас, не об обществе, в котором мы живем?
 
- Вы ездили в лингвистические экспедиции на Селигер. Цель — вернуть забытые слова? Или сотворить из них новые формы?
- Интересный вопрос. Я нашел там слова, которые, казалось, сам придумал, например, "любкий", т.е. "тот, кого легко полюбить, вызывающий это чувство" ("любкая девушка"). Некоторые из слов, которые кажутся новыми, на самом деле существовали раньше. Слово «нехоть» например, есть в "Обломове" Гончарова. Или вот придумалось слово «лжизнь» - а оно есть в "Климе Самгине" Горького. Язык сам творит через нас. Я совершенно не исключаю, что какие-то слова, которые приходят мне на ум, приходят и еще кому-то. Одновременно, без какой-то договоренности. Модель языка обладает продуктивностью и может сама плодить бесконечное количество форм.  И дети так сочиняют, говорят про маленькие огоньки - "огонята", по модели – "ребята, жеребята".
 
- Слова, которые вы придумываете, трудно внедрять в обиход?
- Это сложный процесс. Я не занимаюсь пиаром. Мое дело - вЫносить слово в себе, чтобы оно "случилось". Как случаются стихи. Рождается всего одно слово, но в нем бывает свой образ, своя идея, своя поэзия и коллизия. Как  фраза составляется из слов, слово составляется из значимых частей – морфем, которые могут входить в неожиданные сочетания.  Это кратчайший литературный жанр - "однословие". Например, «отравоядный», т. е. питающийся отравой, экологически вредной пищей. Или «брехлама»: здесь соединились и реклама, и брехня, и хлам. «Религархия» - церковная верхушка, сросшаяся с властью.  "Политикоз" – болезнь одержимости политикой.  Эти слова позволяют выявить новые явления в обществе, обозначить их. А еще очень давно с моей подачи вошло в обиход слово «совок» (из книги "Великая Совь").
 
- А что такое акция "Слово года"?
- Выборы Слова года проводятся во многих странах, в России - с 2007 г.  Был создан Центр творческого развития русского языка при Петербургском государственном университете. Группа лингвистов, писателей, филологов, журналистов, культурологов в конце года выбирает те слова, выражения, неологизмы, которые наиболее полно выражают характер минувшего года. В 2007 году победило слово «гламур». В 2008 г. лидером стало слово «кризис», в 2009 г. – "перезагрузка".  Среди слов года были и такие, как «стабилизец», «медвепутия», "зомбоящик" (ТВ).
 
 
- Расскажите о словаре «Дар слова».
– С 2000 года я рассылаю проективный словарь "Дар слова" по электронной сети. Это словарь лексических, концептуальных, грамматических возможностей русского языка, тех слов, которых еще нет, но которые могут в нем быть и постепенно входят в него, расширяют диапазон говоримого и мыслимого. Когда-то я посылал словарь 50 друзьям. Теперь уже 6 тысяч человек регулярно получают рассылку. На нее можно бесплатно подписаться. http://subscribe.ru/catalog/linguistics.lexicon
 За это время опубликовано 2,5  тысячи новых слов. Не только моих, но и авторов, которые их присылают в "Дар слова". Сейчас сайты словотворчества появились в социальных сетях, в Имхонете и на Фейсбуке. Время от времени я прослеживаю судьбы своих слов - и приятно видеть, что некоторые из них,  уже зафиксированы на тысячах сетевых страниц. "Гуглик" (единица известности в интернете) "общать" (кого с кем), "раздежда" (которая больше обнажает, чем скрывает), "безлюбье", "видеология", "метареализм",  "однословие", "ёмь"...  Я сочиняю не только русские слова, но и английские, в том числе о любви, например, lovedom  — царство любви, по аналогии c kingdom. Некоторые из них тоже вошли в употребление, например, "dunch", еда между ланчем и обедом. Недавно в Нью-Йорке  вышел словарь моих английских неологизмов "PreDictionary" (Предречник)."
 
Беседовала Елена Добрякова
Фото Александра Гальперина 

Комментариев нет: